ОНА ПОКИНУЛА Россию не после революции, как большинство ее товарок. Анна Павлова гастролировала за границей с 1908 года, и ее танцы по всему миру создали славу русскому балету не меньше, чем труппа Дягилева. Прославленный "Лебедь" в хореографии Михаила Фокина, сочиненной специально для Павловой, идеально соответствовал символистским настроениям Серебряного века. Описывая этот номер, историки балета цитируют стихи Блока: "На гладях бесконечных вод, закатом в пурпур облаченных, она вещает и поет, не в силах крыл поднять смятенных". Возле лондонского особняка Павловой, Айви Хауз, когда-то принадлежавшего великому английскому художнику Тернеру, вырыли пруд с лебедями, у которых были подрезаны крылья. В свободные минуты Павлова, по свидетельству современников, любила играть с этими птицами, и сохранились фотографии, на которых она прижимает лебедя к груди.
Фамилию будущая балерина получила в обычном порядке - от мужа своей матери-прачки, простого солдата, официально записанного в метрических книгах в качестве отца Анны Матвеевны Павловой. На самом деле Павлова была внебрачной дочерью богатого петербургского предпринимателя Лазаря Полякова. Ее личная жизнь впоследствии сложилась так же несуразно, как и у ее матери. Хотя муж звезды - бывший поклонник и бывший петербургский делец Виктор Дандре - до последних дней был рядом с Павловой, терпя частые истерики примадонны. Когда-то он был обвинен в растрате, выпущен под огромный залог - и покинул Россию навсегда, чтобы стать менеджером знаменитой балерины.
В театре она звалась "госпожа Павлова 2-я" - до нее в труппу уже поступила однофамилица. Когда будущая легенда балета, выпускница Императорского балетного училища, вышла на сцену - никто не подозревал, что это не просто дебют талантливой артистки. С началом сценической карьеры Анны Павловой начался и балет XX века. Этой худой танцовщице, с удлиненными линиями, изумительной красоты ногами, столь нетипичной для второй половины XIX столетия, когда в балетной моде были пухленькие крепкие виртуозки, - суждено было стать символом классического балета. Парадокс Павловой в том, что она никогда не стремилась к новаторству, предпочитая экспериментам проверенную классику. Но ей была свойственна интуитивно новая исполнительская манера, при которой танец наполнялся особым лирическим волнением. Каждое па, которое у других исполнительниц означало лишь блеск виртуозности или декоративную демонстрацию женской соблазнительности, у Павловой преображалось в океан многозначности. Волны эмоциональных переживаний накатывали на ее зрителей как отклики танца.
Царившие тогда на императорской сцене итальянские гастролерши (а вслед за ними и Матильда Кшесинская) ввели в обиход балетного исполнения новое спортивное движение - фуэте. Что такое фуэте, знают даже люди, далекие от балета. А Павлова прославила другое балетное па. Ее знаменитый арабеск из "Жизели" сделал эту позу хрестоматийной. И не случайно именно арабеск в павловском исполнении избрал Валентин Серов для плаката, рекламирующего в Париже дягилевские сезоны.
Став символом у Дягилева, Павлова в его труппе не задержалась: успех Нижинского заставил ее ревновать - и активизировать собственную заграничную карьеру. Более 20 лет она, переезжая из страны в страну, танцевала на всех континентах, в том числе и там, где до нее слыхом не слыхивали ни о каком балете. Создала собственную труппу. Ставила себе хореографические номера и внимательно изучала танцевальный фольклор тех стран, куда ее забрасывала судьба. Давала до 9 спектаклей в неделю (ее называли самой трудолюбивой балериной в мире). Скандалила с дирижерами, требуя менять музыкальные темпы под исполнительское удобство. Была азартна - на досуге увлекалась игрой в покер. И имела триумфальный успех: аплодисменты Сен-Санса, Чаплина и короля Испании столь же естественно награждали ее гений, как и безыскусное восхищение мексиканских пастухов, египетских феллахов или австралийских скотоводов, которых она приобщала к искусству балета. Английский биограф Павловой Артур Френкс вспоминал: "До того, как я перестал вести им счет, я обнаружил 16 авторов, написавших о ней самую избитую фразу, когда-либо адресованную жрецам Терпсихоры: "Она танцевала всеми фибрами своей души".
Считается, что ее всю жизнь мучила ностальгия. В биографиях Павловой непременно упоминается, что балерина заставляла лондонского повара готовить ей русские борщ и кашу и велела посадить в саду цветок из Америки - потому что такие цветы росли в деревне ее детства. Она на свои средства содержала в Париже приют для детей эмигрантов и присылала в голодную Россию 20-х деньги для бывших коллег по Мариинскому театру. Смерть настигла Павлову в разгаре очередных гастролей. В 1931 году она скончалась в Гааге от инфлюэнцы. В легенду вошли ее последние слова: "Приготовьте мне костюм Лебедя".