Глеб Шульпяков.
Рехиссерский имидж Татьяны Ахрамковой - "комедиограф": в активе у нее Горин, Аверченко, Моэм и Лопе де Вега. Что, конечно, объяснимо, но нисколько не соответствует действительности: в любой постановке Ахрамкова говорит "веселым языком" на глобальные темы "любви-жизни-смерти-искусства". А это в непременные обязанности комедиографа, согласитесь, не входит.
Ее новая постановка (которую театр мариновал почти год) - это попытка "выйти" из имиджа беспроигрышным способом: сыграть абсолютно "серьезного" автора. На эту роль был выбран Теннесси Уильямс - что можно рассматривать еще и как "наш ответ" учителю-Гончарову, который когда-то поставил "Трамвай "Желание".
"Не о соловьях" - ранняя пьеса Уильямса, которая в России никогда не шла, что, само собой, выгодно и режиссеру, и театру: за сочетание "Уильямс" и "впервые" меньше пяти сотен за партер брать как-то не с руки.
Действие пьесы происходит в островной тюрьме. Знаменитый калифорнийский Алькатраз не назван, но легко угадывается. Для непонятливых на нары высажен гомосексуалист (Игорь Марычев) - что для голубой американской столицы Сан-Франциско более чем естественно. Чайки, бурбон, безостановочное потоотделение - все остальное из классического набора Уильямса. Еще один - невидимый, но первостепенный - герой пьесы - великая американская депрессия: то есть зритель обязан помнить, что там, на свободном материке, тоже полная безнадега.
В администрацию тюрьмы устраивается молоденькая девушка (Амалия Гольданская, в девичестве - Мордвинова). Начальник тюрьмы, само собой, упырь из упырей (Александр Фатюшин) - арестанты в нем души не чают и готовы удавить при первой возможности. На побегушках у него стукач Канарейка (Анатолий Лобоцкий). В главной камере сидит разношерстная компания, которую объединяет несварение желудка от несвежих макарон. Канарейка дефилирует между камерой и апартаментами начальства. Там-то в него и влюбляется наша девушка, на которую, в свою очередь, имеет виды начальник...
Ахрамкова - умелый постановщик, мастер. Когда вдоль ночного задника проплывает прогулочный катер (оркестр на палубе играет томное), а на авансцене пыхтит на воде игрушечный кораблик, дух, как и положено, захватывает - не только у арестантов. Когда тюремщик говорит: "Это единственное окно, на котором нет решетки", понимаешь, что "ружье" еще выстрелит. Так оно и происходит. В целом спектакль выстроен в "форме" камер, заключенных одна в другую, что считывается: жизнь - череда внутренних покоев с зарешеченными окнами, "тюрьма внутри каждого из нас".
Все ходы-выходы спектакля выверены, мизансцены просчитаны, реплики на своих местах и даже пантомима есть - что-то вроде клипа под музыку, только немного затянуто и девушка слишком театрально руки заламывает. И еще один недостаток: половина сцен играется у левого портала, а это означает, что зритель первых рядов "левого" бельэтажа за свои же кровные однозначно "пролетает" - и половину спектакля вынужден рассматривать люстру на потолке. Местами кажется, что актерам не до конца объяснили, "кого" играть на сцене - и каждый доходит "до себя" своим умом в мере собственной проницательности. В чем, конечно, можно усмотреть "замысел упрямый", когда актеры должны делать свой персональный выбор по ходу дела - вместе с героями пьесы, которую они играют. Но, боюсь, этот жест зрителем "не считывается".
Если же действительно актер делает выбор самостоятельно, главное тут - помнить, что герои на сцене написаны не Лопе де Вега (и даже не Григорием Гориным), а Теннесси Уильямсом. Это значит, что на сцене нет "эмблематичных" персонажей - каждый по-своему прав, у каждого свой "кодекс Наполеона", все на разный манер несчастны и слабы, и вопрос только в том, как друг с другом ужиться.
Наглядный пример - роль начальника тюрьмы: Александр Фатюшин и Денис Карасев (второй состав). Фатюшин - "плакатный" актер гончаровской школы, а вот поди же ты, "делает" амбивалентного героя, злодея поневоле: несчастного и одинокого. Наоборот, тюремщик в исполнении Карасева - воплощение зла, демон во плоти и "пахнет серой". То есть абсолютно не "уильямсовский" персонаж, у которого даже Стэнли Ковальского-то злодеем не назовешь.
Главная героиня в исполнении Мордвиновой местами слишком суетлива - не хватает ей декадентского "надлома" и "надрыва" (ждем второй состав - Елена Шевченко). Зато замечательны второстепенные персонажи - мамаша одного из заключенных (Елена Мольченко), "точечное попадание" Игоря Марычева и Игоря Бровина. В переводе Виталия Вульфа, правда, "зекам" приходится говорить на довольно вычурном языке, но это заметно раздражает только во время исполнения "тюремной арии". Ну не могут "зеки" так петь! Даже - в Америке.
