Это выставка чинная. Трудно писать так о современном искусстве, но это - чистая правда. Выставка британского рисунка и акварели на удивление спокойна. Сегодня благодаря ярким успехам последней волны брит-арта из Лондона ждешь прежде всего провокации. Но в Пушкинском музее обошлись без заспиртованных акул со слоновьим дерьмом. В экспозиции - рисунки карандашом и пером, мелом и углем. Обычные техники, привычные инструменты, знакомые материалы. Самое радикальное - акрил: он добавлен к традиционным акварели, гуаши, пастели. Если судить по выставке, в ХХ веке был только компромисс. Ни буйств авангардизма, ни крайностей неоклассики. Англичане следовали путем тихого модернизма. Золотой середины, если бы в искусстве середина была золотом.
Исключения были. И великие исключения: Генри Мур, один из самых известных скульпторов ХХ столетия. Его выставка в стенах Пушкинского музея была одной из тех, что открыли москвичам современную скульптуру. На выставке Генри Мур представлен тремя набросками женских фигур. Выглядит так же, как если бы на выставке советской графики между Дейнекой и Бисти был представлен Эйзенштейн. Его рисунки замечательны, но все же вторичны рядом с фильмами - известны лишь потому, что славу им придает успех Эйзенштейна в кино. Наброски Мура важны как следы его поиска. Это рисунки-проекты, они показывают, как идея шла к своему воплощению.
"Там есть акварели с людьми и лошадьми?" - спросил меня знакомый профессор истории искусства. "Нет. Акварелей с людьми и лошадьми там нет. И это понятно: люди и лошади отошли в прошлое вместе с ХIХ веком", - ответил я и слегка ошибся: все-таки на выставке есть "Канадский солдат" (ок. 1918), карандашный рисунок Огастаса Джона с человеком и лошадью. Автор следовал академической манере, и его занимал ракурс. Результат более чем традиционен, он усреднен. Огастас Джон входил в "Группу улицы Фицрой". Цель группы, какой она была заявлена, - продавать работы по "ценам, доступным для людей умеренного достатка (картина стоит меньше, чем ужин в "Савое")". То есть создавать работы для среднего класса.
Идеология середины - то, что чуждо русскому искусству ХХ века. Ключевое отличие работ с британской выставки от их русских аналогов - не в их технике или в их материале, а в их заказчике. Русские художники мыслили социальный заказ либо слишком широко, либо слишком узко. Заказчиком выступал либо весь народ - в соцреализме, либо группа посвященных - в авангарде. Результат - или Герасимов, или Малевич. То, что посередине, отвергалось и справа, и слева. А посередине были Тышлер и остальные. Отличные художники. У них были работы, но не было голоса. Именно их на самом деле любила советская интеллигенция. Эта интеллигенция - функциональный аналог западного среднего класса. Она ценила скромный рисуночек и хороший эстампик, сочетание качества с дешевизной без пафоса и пропаганды. Только сегодня апология середины получила свои права в новых работах российских искусствоведов. И выставка британского рисунка актуальна как опыт такой апологии.
Есть эпохи рисунка. В неоплатонической эстетике флорентийцев рисунок получил свое высшее оправдание. Рисунки эпохи Возрождения - это метки на пути нисхождения идеи в материальный мир. Высшая точка - Микеланджело. Ушедшее ХХ столетие - для рисунка скорей век упадка, чем расцвета. Это было время фотографии, инсталляции, перформанса и так далее вплоть до сетевого искусства. Именно в них пробуждался блейковский Орк, дух восстания против норм. Посреди новых видов искусства рисунку почти не осталось места.
Удобство рисунка в том, что его легко переносить, перевозить и переправлять. С этим связано его развитие в ХVIII и ХIХ веке. Не было в мире империи большей, чем Британская. И не было нации более подвижной, чем англичане в ХIХ веке. Фигура англичанина - путешественника, военного и шпиона - возвышается над этой эпохой: в его руке подзорная труба, а в нагрудном кармане - блокнотик. Рисование для грамотного человека было второй азбукой. Но развитие рисунка и акварели, его ближайшей помощницы, в ту великую эпоху было связано со служебными задачами: они выполняли ту роль, которую сегодня взяла на себя фотография. Рисовальщики иллюстрировали - в силу служебной необходимости и личного энтузиазма. Они с равным успехом фиксировали вид форта в Аллахабаде, ландшафт поместья в Эссексе и портрет эфиопского князя Сахела Селассие.
Сложно и дорого собрать инсталляцию на новом месте. Трудно и дорого перевозить картины, да еще из страны в страну. Проще работать с графикой, рисованной или печатной: она дешевле и подвижней. Так Борис Бельский, директор "Московской студии", ездит по России с чемоданчиком шелкографий: несколько движений фокусника - и современная русская экспозиция готова. С подобным обстоятельством связана передвижная выставка британского рисунка в Пушкинском: она уже побывала в США, Малайзии, Испании, Канаде и Петербурге. Ее устроитель - Британский Совет.
Леон Косов и Франк Ауэрбах - характерные живописцы "Лондонской школы". Мы вряд ли в ближайшем будущем дождемся полноценной выставки картин этого круга. Именно с ним связана слава английского искусства во второй половине ушедшего века (до появления знаменитых инсталляций девяностых). Но на выставке в Пушкинском есть хотя бы две рисованные головы, вышедшие из "Лондонской школы". Леон Косов - отчасти наш соотечественник (его родители были эмигрантами из России) - создал (в 1985-м) портрет своего брата Хаима, Франк Ауэрбах - эмигрант из Берлина - зарисовал (1977-1978) Кэна Гарланда, арт-редактора журнала "Дизайн". Художников объединяет манера - резкие нервные штрихи, которые создают прерывные контуры лиц. Морщины и складки кожи акцентированы, рты и глаза подчеркнуты, тени усилены. Искажения подчеркивают внутренний драматизм человеческих лиц. Кульминация подобной манеры - в работах Фрэнсиса Бэкона: их, увы, на выставке нет. Но Бэкон все еще памятен московскому зрителю по его ретроспективе, прошедшей несколько лет назад в ЦДХ.
Кристофер Невинсон снимал студию в Париже вместе с Модильяни. Вместе с Маринетти он подписал декларацию "Живое английское искусство: Футуристический манифест", но его лист "Битва при Арленкуре" (1916) не обнаруживает ничего общего с футуризмом. Для того, чтобы нарисовать такое поле галльское поле, не нужно было ни якшаться с авангардистами, ни ездить в Париж. Это добротный, но невыдающийся рисунок, в котором нет яркого новаторства, но есть легкое влияние Сезанна. Особенность английского пути в искусстве ХХ века в том, что англичане все время были рядом с Европой, но как будто бы жили за стеклянной стеной. И бури европейского авангарда, долетев через океан, успокоились в тихом геометрическом абстракционизме Барбары Хэпуорт. Устойчивая английская образовательная система с ее замечательными школами искусств породила характерный недостаток: в эпоху "бури и натиска" ее выпускники сохраняли свое достоинство, не ударяясь в крайности. Авангард был эпохой великих крайностей. На фоне этой выставки понимаешь, как хороша советская художественная школа. Выпускник ВХУТЕМАСа (из второго ряда) смело мог бы заткнуть за пояс любого из этих британских рисовальщиков. Их понимание задач рисунка в большинстве случаев не ушло дальше ХIХ века. Яркое исключение - "Лондонская школа" - лишь подтверждает общее правило. ХХ век не был веком рисунка. Менее всего он был веком британского рисунка.