Григорий Заславский СПЕКТАКЛЬ Сергея Яшина "Записная книжка Тригорина" идет четыре с половиной часа. Может, чуть меньше.
Не скучно. Вернее сказать, почти не скучно, что все равно кажется чем-то совсем уже невероятным в наше время, когда с трудом высиживаешь на безантрактных, на час сорок - час пятьдесят новомодных "малоформатных" премьерах.
Верность Сергея Яшина неизвестной драматургии, будь то поздний Уильямс или поздний, сегодняшний Заградник, заслуживает, конечно, уважения. Возглавляемый им Театр имени Гоголя среди многих других - пожалуй, единственный, в десятилетней работе которого чувствуется то, что можно назвать репертуарной политикой.
Уильямс очень любил Чехова и (сошлемся на слова режиссера и тот текст, который сопровождает программку спектакля) не раз возвращался к "Чайке". Его пьеса "Записная книжка Тригорина" была найдена после смерти драматурга среди других его неопубликованных рукописей, из чего можно заключить, что работа шла до самых последних дней. Можно сказать, что "Записная книжка..." - воплощение любви Уильямса к творчеству великого русского драматурга, которому он во многом наследовал, которого проникновенно чувствовал. Но с которым, однако, не совпадал. В этом "несовпадении" Уильямс, видимо, и решил расширить представления Чехова, домыслил, досочинил отношения героев в "Чайке", которые у Чехова и без того чрезвычайно сложные.
Только в первые мгновения кажется, что все это - Чехов в обратном, так сказать, переводе, а часто и без перевода, огромное число цитат из Чехова введены Уильямсом "в оборот" в чистом, нетронутом виде. А дальше также трудно решить: где труд переводчика (перевод с английского Александра Чеботаря), а где - переделки, идущие от театра, от требований сцены. Уильямс, как замечательно заметил постановщик спектакля Сергей Яшин, "раскрывает скобки", договаривает там, где останавливается Чехов. Текста пьесы под руками нет, она у нас да, кажется, и в Америке тоже не издана, но чем дальше, тем сильнее ощущение, что Теннесси Уильямс крайне своеволен в трактовке персонажей. Возвращаясь к слову Чехова, он все дальше отходит от Чехова как такового.
Но вот вопрос: требует ли Чехов договаривания вообще (стоит вспомнить хотя бы его уверенность в том, что о Тригорине все говорит клетчатая одежда) и такого именно договаривания, как у Уильямса? Кажется, что в своей работе по переписыванию (переделке?) Уильямс часто забывал о своей любви к Чехову, и тогда перевешивали думы об американских зрителях. В пьесе - на слух - очень много договариваний, нужных лишь, если заботиться о глуповатой публике, которой, во-первых, малоинтересной может показаться бессобытийная чеховская жизнь "человеческого духа", а во-вторых, как-то скучно без сексуального разнообразия...
Вкратце: пьеса Уильямса - не о том, "отчего застрелился Константин Гаврилович". Она - о новых формах. Правда, не о тех, которые волновали Треплева в связи с его сочинительством. О новых сексуальных формах. В "Записной книжке..." Тригорин (Олег Гущин) связан с Аркадиной, поскольку она может раскрыть миру то, о чем в приличном обществе говорить не принято (цитирую по смыслу, но, кажется, близко к тексту). Эта связь для него - мука, поскольку любит он работника Якова, с которым ходит купаться по ночам в холодное озеро, сицилийского юношу с влажными губами. И - вожделеет Треплева, тянется к нему. А Треплев (Иван Шибанов) долго не осознает своих истинных влечений, мучается с Ниной, вернее, путается в своих чувствах к ней...
Новый спектакль - при неординарности исполнения, часто не психологического, а физиологического, при всегдашнем профессионализме Сергея Яшина, высоком качестве, которое гарантируют одаренный режиссер и его постоянный соавтор - художник Елена Качелаева, - заставляет задуматься и сказать вот о чем. За тринадцать сезонов Яшину удалось собрать сильную актерскую команду, даже компанию (и в западном, театральном смысле, и в нашем, русском). Но тем более очевидной становится сегодня одна "актерская" проблема. Это - проблема с мужскими типами. В спектакле мало мужчин (Александр Мезенцев, который в театре недавно и играет Дорна - чуть ли не единственное исключение). Ведь в жизни мужское обаяние, мужской склад фигуры и речи не всегда непременно уходит при перемене или раздвоении сексуальных влечений. А в спектакле, например, с этой точки зрения небезупречен (во всяком случае, во внешних проявлениях роли) даже Шамраев (Андрей Рыклин), которого никто ни в чем подобном не подозревает, даже родная жена Полина Андреевна (в стильном, эффектном исполнении Ольги Науменко).
Светлана Брагарник, которая, конечно, играет Аркадину, - как всегда, хороша. Но она повторяется, замыкаясь в каком-то все более сужающемся круге героинь, чей женский, часто бушующий, яростный темперамент не востребован. Ибо герои-мужчины заняты чем-то другим. Более всего - друг другом.
