Нерусский Чехов

- Чтобы рассказать, как мы попали в Швейцарию, нужно прежде всего поведать историю создания и нашего спектакля, и балета Игоря Стравинского и Шарля Рамю. Произведение было написано в 1917 году, когда Стравинский оказался вдали от Родины, запертый меж гор, без друзей, в швейцарском кантоне Во. Чтобы добыть средства к существованию, он задумал "Историю солдата" - балет, в котором можно было ориентироваться на небольшой состав оркестра и исполнителей. Спектаклик мог легко ездить по городам и селам Швейцарии и кормить его создателей. Либретто помог написать поэт и драматург Шарль Рамю - швейцарский Пушкин, - который увлекался русской поэзией, фольклором. Это история о том, как Солдат продал свою душу, свою скрипку Черту - и в этом привычном русском сказочном сюжете можно найти и фаустовские мотивы, характерные для европейской литературы. Солдат, который все время стремится на Родину и туда не возвращается, - это сам Игорь Стравинский. В дневнике композитор признавался в том, что, кажется, он никогда не увидит Россию или увидит не такой, какой ее оставил.

"История солдата" непонятно кем должна быть исполняема. Для драматических артистов здесь слишком много пластики, для танцоров - много слов. В связи с этим "История солдата" до последнего времени, к сожалению, видела свет только в концертном исполнении. И в России, и в Швейцарии оркестр играл гениальную музыку Стравинского, а чтец-декламатор в промежутках между номерами рассказывал притчу от лица главного героя. Этот шедевр одинаково принадлежит и России, и Швейцарии, поэтому у швейцарского дирижера Валентайна Реймонда и возникла идея поставить спектакль в России. Свидеться нам помог театральный центр "Весь мир".

Фестиваль, куда был приглашен наш спектакль, проводится ежегодно при содействии Валентайна Реймонда недалеко от Невшателя, в горах, в местечке Сервье - это французская Швейцария. Фестиваль этот музыкальный, и он не предполагает участия в нем театральных спектаклей (поэтому для нас было сделано первое и, возможно, последнее исключение за десять лет его существования, причем играли мы спектакль три раза - за дирижерским пультом стоял сам Реймонд). Фестиваль называется "Сады музыки" - в Сервье множество садов и оранжерей, где разводят диковинные цветы. Наши спектакли, как и остальные мероприятия фестиваля, проходили в большом амбаре, где зимой хранят сено. И публика наслаждалась как искусством, так и запахом сена и видом шествующих неподалеку коров.

- Свой грех признаю. Я сам начальник в своем театре, и у меня отбирали артистов, но все же считаю, что каждый актер имеет право сам распоряжаться своей судьбой. В своем решении я не был понят руководством "Глобуса". Шибанов был популярным артистом в Новосибирске, держал весь репертуар. Я все хотел осуществить по-людски именно потому, что то редкостное понимание, которое установилось у нас в работе над спектаклем "Царствие земное" в "Глобусе", было уникальным в моей творческой практике. Сейчас Иван Шибанов играет в моем новом спектакле "Записная книжка Тригорина" роль Треплева.

- Это сочинение Теннеси Уильямса, в котором писатель пытается прочесть Чехова, которого обожал всю жизнь. Уильямс в конце жизни, за два года до трагической гибели, взялся донести до англоязычного зрителя подлинный смысл "Чайки", который, как казалось писателю, искажен неточностями во всех переводах чеховской поэзии на английский язык. Он ничего не придумывает за Чехова, только пытается идти вглубь, раскрывать скобки, подтексты, "взрывать" то, о чем Чехов "писал шепотом" (это цитата из дневника Уильямса). Поэтому спектаклю предшествовала сложная текстологическая подготовка - там, где Уильямс переводит Чехова, звучит русский оригинал, а где Уильямс развивает мысль Чехова, важно сохранить уникальный стиль диалога двух писателей. Когда мы репетировали, на моем режиссерском столике лежали две пьесы.

Вся жизнь Уильямса связана с постижением русской литературы. Когда он заработал в мастерской своего отца нервный криз, его отправили в Мемфис к дедушке, и там из местного колледжа молодому Теннеси принесли книжку - это был томик рассказов и пьес Чехова. И юноша рыдал, потому что нашел в Треплеве столько личного... Уже к тому времени он активно писал, сочинял. В зрелом возрасте Уильямс начинает олицетворять себя с Тригориным, а под конец жизни - с Дорном.

- Сижу целыми днями. Я сажусь с листками, с пьесой - анализирую то, что было сегодня и что будет завтра. На вдохновение не уповаю. Работа эта нужна только для меня, без нее я чувствую себя дискомфортно. Наше дело костер разложить правильно, а огонь ударит с неба.

- Очень трудно. Он пенсионер, подрабатывает на радио, пишет сценарии для сериалов. Когда-то его пьесы шли и на родине, и на Западе, и в России, где он считался культовым. Сегодня, кажется, ему мстят как бывшему "советскому". Ни одна его пьеса в Словакии не идет, хотя он остался таким же трогательным писателем, как раньше, по-прежнему улавливает все то, что сейчас зрителю нужно, что его беспокоит. Пока не пришло время "реабилитации" Заградника в Словакии - он им сейчас как бы не нужен. Его сознательно не видят, не ставят, не слышат. Национальная культура ослепла от ненависти к этому человеку. После московской премьеры он был растроган до слез, здесь он снова был услышан. Он плакал от того, что нам от него ничего не нужно.

- Спектакль, наверное, невозможно сегодня показать в Словакии?

- Переговоры не очень активно, но ведутся. На спектакле был Михаил Швыдкой, был словацкий посол в России и даже - почти специально на нашу премьеру - приезжал министр культуры Словакии. Правда, одна высокопоставленная дама открыла мне правду: "Вы уже поняли, что в Словакии не очень хотят, чтобы спектакль был показан в Братиславе? Скажут: привезли из России пьесу о том, как плохо живется словакам. Сами бы разобрались со своей страной". Нам трудно просчитать словацкую реакцию. Может быть, кто-то подумает, что если Заградник едет из России, то к ним возвращается Советский Союз.