Правый марш

КОГДА Бертольт Брехт объяснял осознанную им необходимость сделать из легкомысленной "Оперы нищих" социально заостренную "Трехгрошовую оперу", он обосновывал свою генеральную идею так: решительно во всех постановках бандит Мэкки выступает как антипод буржуа. Но почему бандит не может быть буржуа? - язвительно спрашивал Брехт. Да потому, что все уверены, будто буржуа - не бандит. Именно желая выявить бандитские свойства всякой буржуазии, Бертольт Брехт развил на сцене свою версию событий, произошедших с красавчиком Мэкки. Что же из этого следует? Только то, что искусство может иметь вполне конкретную (и даже почти сиюминутную) общественно-политическую задачу.

Собственно, и не было бы необходимости ходить за примерами так далеко - через границу, благо вся литература, созданная методом социалистического реализма, есть один большой пример прагматического подхода к задачам искусства. Но уж больно красиво сформулировал Брехт условия задачи. И уж очень велик соблазн слямзить у него примерчик.

Для того чтобы узнать, что буржуа из всех бандитов самый бандит, в пределах СССР не требовалось свидетельств никакого Брехта. Об этом были написаны тонны книг и километры газетных полос. Времена, как известно, меняются. И мы, как тоже известно, меняемся с ними. Но так ли уж радикально? Понятно, что теперь существует почти столь же четко сформулированный социальный заказ эту парочку развести: бандиты отдельно, буржуа отдельно. Потому как новые русские люди решительно не хотят мириться с неприглядным отражением в зеркале искусства.

Но отечественные литераторы, как известно, ленивы и нелюбопытны. И с выполнением заказа не очень торопятся. Что остается деловому человеку? Засучив рукава, взяться за дело самому.

И вот известный предприниматель и директор "ЛогоВАЗа" Юлий Дубов берется за перо. И в "Знамени" # 9 появляется повесть "Теория катастроф". (Это, кстати, уже не первый литературный опыт Юлия Дубова - в прошлом году издательством "Вагриус" выпущен его объемный роман "Большая пайка". На ту же тему.)

Сюжет раскладывается так: есть хороший, умный и почти честный бизнесмен Юра Кислицын. Честным не до конца его вынуждают быть обстоятельства: позволь он себе это качество во всей полноте, не бывать ему бизнесменом - таковы российские условия игры. И есть гадкий, жадный и бессовестный чиновник - Петр Иванович Тищенко, сначала заместитель префекта, потом префект одного из московских округов. Петру Ивановичу приглянулся "фондовый магазин" г-на Кислицына (видит бог, даже не знаю, что это такое - "фондовый магазин", но это совершенно не важно). Путем хитроумных махинаций, Петр Иванович обводит г-на Кислицына вокруг пальца, в результате чего г-н Кислицын остается гол как сокол, а Петр Иванович прибавляет к своим немереным капиталам чистенькое и аккуратненькое, да притом крайне доходное предприятие г-на Кислицына.

Примем во внимание, что в махинации эти несчастный Кислицын кидается не добровольно, а насильственно вовлекается в них Петром Ивановичем, играющим на своем служебном положении и загоняющим бедного Кислицына в угол.

Но это не конец. Опустившись было, Юра Кислицын находит в себе силы воспрять для мести. Он долго и планомерно готовит свою хитроумную комбинацию, в результате которой оказывается в кабинете префекта с заряженным ружьем в руках. Но вместо того чтобы положить предел жизни ненавистного гада, как поначалу намеревался - а там хоть трава не расти, - Юра Кислицын долго и продуктивно унижает врага, а потом отправляет пулю себе в висок. Трагический герой и гуманист в одной подарочной упаковке.

Стоит отметить, что со стороны технического исполнения к "Теории катастроф" претензий нет. Господин Дубов прекрасно владеет языком, необходимым для избранного им жанра, - очень ясно, очень четко, очень внятно - и очень, очень ровно. Это самый что ни на есть идеальный язык для хорошего, почти интеллектуального чтения. Автор на личном примере демонстрирует, что означает слово "профессионализм" - обнаруживая владение слогом, которому может позавидовать добрая половина современных писателей. Он выдает высококачественный продукт, под которым не зазорно поставить личную подпись. От высокой литературы "Теорию катастроф" отделяет только одно - она не предполагает вопросов. Цели у текста только две, и обе утилитарные: развлекать и попутно агитировать.

Повесть "Теория катастроф" есть идеологический аргумент в споре между старым и новым. Наш новый буржуа выступает в роли настоящего революционного героя, преобразующего косную действительность ценой собственной жизни. Характерно, что врагом его выступает чиновник, самая, как известно, темная сила современной российской истории, а подручный чиновника - бессовестный пенсионер, обманно выдающий себя за ветерана войны, тогда как на самом деле он служил не где-нибудь, а в ВОХРе, и, следовательно, сам есть настоящий враг народа. Ретроградные пристрастия армии пенсионеров известны, так что лицо социального врага прорисовано достаточно четко. Вот с кем приходится бороться честному буржуа. Причем, заметим, свою борьбу он ведет бескорыстно. Вероятно, он мог бы измыслить какие-нибудь ответные махинации, какие-нибудь подлые приемы, но нет. Он хочет просто на примере своей личной судьбы показать всем - и врагам, и товарищам по борьбе: наше дело правое, мы не позволим уничтожать нас ни за понюх табаку. На удар мы ответим ударом. Погиб наш юный барабанщик, но песня его не умрет...

И в этом смысле "Теория катастроф" идеально вписывается в ряд так называемого соцреалистического искусства (учились-то мы известно на каких образцах) - только, естественно, знаки расставлены прямо противоположно. Юра Кислицын это не что иное, как современный Павка Корчагин, кладущий на алтарь построения капитализма и романтический порыв, и личное благополучие, и саму жизнь. Образы в "Теории катастроф" столь плакатно однозначны, столь агитационно насыщенны, что неудержимо приводят на память "Как закалялась сталь", "Любовь Яровую" или "Левый марш". По существу, "Теория катастроф" - это настоящий правый марш:

Вот она, настоящая диалектика русской революции, которая, как тоже известно, никогда не кончается...

Может ли наша характеристика показаться хоть сколько-нибудь обидной г-ну Дубову? Весьма надеемся, ни в коей мере. Во-первых, г-н Дубов человек умный. Во-вторых, искусство (с чего мы начали) может решать и утилитарные задачи. Просто сфера действия такого рода искусства ограничена - как правило, текущим моментом.