Гуманисты-экстремисты

СЕГОДНЯ невозможно обойти вниманием тот факт, что театральная жизнь провинции интенсивно набирает обороты. Почти каждый областной город - считающийся театральным или нет - пытается обзавестись собственным фестивалем; чиновничьи региональные смотры уходят в прошлое, их вялую инициативу подхватывают сами театры, наиболее "зажиточные" из них, городская администрация же с готовностью идет на такого рода вольности. К таким форумам относится и новый фестиваль в Томске, названный "Новое=старое".

Томскому театру драмы - 150 лет. Полгода назад на пост главного режиссера был приглашен Борис Цейтлин - одно из первых имен в провинциальной театральной режиссуре. Фестиваль открыла первая в Томске премьера Цейтлина "Ангел приходит в Вавилон" по пьесе Фридриха Дюрренматта.

Работа Цейтлина - прежде всего театр для глаз, для которого художник Елена Степанова создает монументальную конструкцию, театральную модель мира. Сцена во всю ее глубину, укороченная и суженная часть партера затянуты с четырех сторон белой холщовой тканью - мы помещены в узкую, длинную трубу, соединяющую Землю и Космос (трубу хочется сравнить с салоном самолета - из дыр-иллюминаторов глядят прожекторы, а крыльями служат задрапированные боковые проходы). В самой далекой точке сцены - звездное небо, оттуда в Вавилон придет лучезарный Ангел, дарующий Земле мессию в девичьем обличье - Божье дитя, Курруби (Ольга Герасимова).

Но и не вдаваясь в смысл и даже, возможно, не осознавая умственных глубин постановки, зритель может наслаждаться совершенством формы, наблюдать за тем, как в нетрадиционном пространстве складываются мизансцены, сочетаются цвета, оживают образы, как чередуются и перетекают друг в друга стили. Можно пересчитывать бесконечные примеры влияния мировой живописи на эстетику спектакля. В Вавилоне, городе-призраке, так и должно быть - из истоков Междуречья в том числе разлились и реки европейской христианской цивилизации. Первые сцены - парад-дефиле человеческих типов (банкиры, торговцы, гетеры) перед Курруби - решены в духе Андрея Бартенева: лысые головы, меха, фальшивые брюлики, серые мертвенные губы, яркая косметика, укрупняющая черты лица, космические костюмы. Второй акт - жестокий суд народа над Курруби - гастрономические этюды Пиросмани, где в окружении просторных столов, винных мехов и усатых мужей с гипертрофированными столовыми приборами оживает народное застолье, "жратва": беспощадная в желании поскорее поглотить дар небес. В третьем, политическом акте оживают помпезные имперские портреты Веласкеса и черно-красные контрасты испанского барокко и Гойи.

Драма Дюрренматта 1953 года - свидетельство глубокого пессимизма в самосознании постпослевоенной Европы. Нужна ли объединенной теперь Европе свобода, ее породившая? Нужна ли ей высшая справедливость, когда земная справедливость уже установлена? Тема современного российского театра - обретенная свобода и что с ней можно (или могут) сделать.

Выпускник Щепкинского училища, молодой Илья Гваракидзе играет Навуходоносора, царя Вавилона, новым идеалистом во власти, левым радикалом, гуманистом-экстремистом с бритым затылком, мускулистым, поджарым. Он сверг фашиствующего тирана Нимрода и теперь разворачивает страну к формам социальной справедливости. Новый хозяин "ходит в народ" и раздает нищим работу. Наивная монархия, которая запросто уничтожала людей, сменилась продвинутым реформаторством, сущность которого - в устранении социальной нестабильности, где непокорных людей стерилизуют уже во имя порядка, ради гуманных целей большинства. Жертвами станут - последний нищий Вавилона Акки (Олег Афанасьев) и Курруби, которых связывает дружба и, возможно, тайная любовь. В словах Навуходоносора "мы будем по-прежнему воспитывать человечество" слышится вызов небесам: обустроившись в мире, создав совершенное государство, человечество отказывается от Царствия Небесного. Небесный Ангел уже не нужен Вавилону.

В спектакле Цейтлина звучит жестокая насмешка над свободой - сопротивляясь государственной власти и тем самым оставаясь для Курруби и небес настоящим человеком, надеждой на спасение, Акки и в таком положении не способен идти до конца. Перед лицом смерти, перед петлей, в которую палач пытается затащить непокорного нищего, запорошенный и замороженный хлопьями снега, Акки изменяет себе - меняется ролью с палачом, становясь частью государственного механизма.

"А счастье было так возможно..." - тема спектакля, жестокой сказки, не имеющей права на счастливый финал. В первом акте еще кажется, что вот-вот в мир придет гармония. Но, двигаясь к финалу, история прихода мессии растеряет былое очарование - от рук Ангела (Ирина Шишлянникова) Вавилон, не принявший дара небес, должен пасть; он натянет черный траурный занавес на сценическую конструкцию.

(Впечатление от спектакля омрачает лишь одна сцена - монолог Главного богослова Вавилона, убеждающего Курруби подчиниться государственному порядку, озвучивает с видеоэкрана... Иоанн Павел II. Борис Цейтлин не боится идти на опасную политическую провокацию. Он разбавляет искусство публицистическим коллажем, раздражая верующих, неверующим же добавляя еще один повод к атеизму. Нельзя не заметить, что здесь была бы проявлена куда большая смелость, если бы вместо Папы Римского в спектакле "сыграл" Алексий II или же Адольф Шаевич.)

В "Ангеле..." заметны едва уловимые моменты (это даже не самоцитаты), которые заставляют вспоминать о знаменитой "Буре" Цейтлина, потрясшей несколько лет назад Москву, получившей первую российскую "Золотую маску" и ставшей последним спектаклем сгоревшего Казанского ТЮЗа. В "Ангеле..." театральная легенда оживает.

Фестиваль "Новое=старое" завершится 18 октября еще одной премьерой Цейтлина - спектаклем "Дульсинея Тобосская". В нем будет звучать голос драматурга Александра Володина, читающего авторские ремарки, а актеры будут играть с ними, словно строптивые исполнители, не желающие подчинится воле живого классика.