Таблетка вместо котлетки

КАЖЕТСЯ, идея, которая уже пару-тройку лет носилась в воздухе, наконец долетела и до тех, кто ведает кино- и издательской политикой. Идея очевидная и простая как мычание - народу интересно не только то, что происходит здесь и сейчас, но и что происходило здесь и тогда. Двести, сто, девяносто лет назад. Рейтинг "Петербургских тайн" выше рейтинга "Санты-Барбары" времен триста-какой-то серии. Борис Акунин объявлен "Русским радио" Самым Загадочным Писателем Века, полки книжных магазинов запестрели названиями типа "100 самых знаменитых исторических личностей".

Пришло время Клио. Спрос (пусть и с некоторым запозданием) рождает предложение. В начале октября на ОРТ запускают новый сериал, который, по задумке авторов, должен кардинально отличаться от всех прочих. Он называется "Империя под ударом" и снабжен подзаголовком "История террора в России". Время действия - Санкт-Петербург начала века. Следователь Путиловский в исполнении Игоря Ливанова выслеживает членов боевой организации эсеров, предотвращает (или не успевает предотвратить) покушения на государственных деятелей. Среди действующих лиц - министр Столыпин, Плеве, великий князь Сергей Александрович и великая княгиня Елизавета Федоровна, Гапон, Азеф, легендарный глава эсеров Григорий Гершуни┘

На презентации сериала в питерском Доме кино его создатели очень долго говорили о том, как мы много утратили и как много нужно нам восстанавливать, об интереснейшем периоде отечественной истории, о желании донести до зрителей этот интерес┘ Потом показали одну из серий, вторую по счету: "Голубой конверт".

Когда серия кончилась, юный фотограф популярной молодежной газеты сказал, потягиваясь:

- А что, мне понравилось. Дома на диване оттянуться под пивко - в самый раз.

Мальчик попал в точку. Это было похоже на разгадывание кроссворда: режиссер выстроил фильм сплошь на цитатах. Ну, пародирование знаменитого масленниковского "Шерлока Холмса и доктора Ватсона" еще оправдано: и там и там одинокий сыщик, его друг-доктор, пожилая экономка, ведущая хозяйство┘ Но - "Белое солнце пустыни"? Письма барышни Липочки к возлюбленному (министру Сипягину, жертве террористов) просто "слизаны" с писем Катерины Ивановны. Липочка валяется на постели тем же манером, что и знаменитая Мишель Мерсье в "Анжелике" - зачем?

В отличие от "Анжелики", фильмы советской Ленинианы, казалось бы, все-таки худо-бедно "вписываются" в контекст: пафос, с которым герои - революционеры-большевики делали революцию, можно обыграть, снимая историю соперников большевиков - эсеров. Карикатурен убийца Сипягина, юный студентик Балмашев (его играет Геннадий Смирнов), - так явно борются в нем жажда славы и трусость. Он произносит глупые и пламенные речи о грядущей свободе - да, смешно. Только вот за смехом создатели сериала как-то забывают, что реальный Балмашев жизнью заплатил за те идеалы, что сейчас кажутся глупыми и нелепыми. А хохмы на крови - это, знаете ли, как-то непорядочно┘ Впрочем, какая кровь? В сериале персонажи истекают не кровью, а клюквенным соком. Говорить всерьез о таких чувствах, как любовь к родине и искреннее желание ей блага, нынче смешно и даже конфузно, поэтому "Империя под ударом" снята в духе нормального отечественного постмодернизма.

Если воспользоваться историческими аналогиями, постмодернизм - это что-то вроде феодальной раздробленности. Время разбрасывать камни, за которым, как известно, наступает время камни собирать. Феодальная раздробленность - словно пролог к "собиранию" единого государства.

Так и в искусстве. Но процесс собирания цельной картины из кусочков долог, и никто не гарантирует, что в результате она адекватно отразит мир. В картине, собираемой почти весь ХХ век и называемой "советское искусство", было слишком мало воздуха; находиться внутри, соответствовать ей было так же малоприятно, как шагать в "испанском сапожке". Поэтому после исчезновения СССР ее и разбивали с таким удовольствием, растаскивали на куски (то бишь на цитаты), вставляли в иной контекст и наслаждались игрой. Но любая игра рано или поздно приедается. И сначала она приедается не играющим, а наблюдающим за игрой. Зрителям, читателям┘ Правда, те, кто родился в конце 70-х и позже, не то что не хотят - не чувствуют потребности перемены. Они вошли в сознательный возраст в самый разгар "игры" и ничего, кроме нее, не видели. Поэтому любое искусство и воспринимается (не всеми, но многими) лишь с точки зрения "оттянуться под пивко". И вряд ли после "Империи под ударом" они поймут, что получили таблетку вместо котлетки, вряд ли проникнутся сочувствием к соотечественникам, что сто лет назад любили, страдали, мучались и гибли отнюдь не понарошку, как в сериале, а всерьез. Вряд ли возникнет чувство причастности к своей истории. Так что "развлекаловка" из сериала, может быть, и получилась, а вот насчет "восстановления утраченного" - увы, не вышло. Пока.

Хотя сам путь, по которому пошли создатели "Империи под ударом", - попытка совместить "развлекаловку" с разговором о серьезных вещах - типичен для времени усталости от игры. Усталость есть, желание чего-то большего, чем просто хохмы, "цитаты" и насмешки, есть, а привычка, навык к душевной работе давно утрачен и еще не выработан заново.

Аналогичная ситуация вырисовывается и в литературе. Вот Борис Акунин, поминаемый во всех СМИ кстати и некстати, казалось бы, делает доброе дело: работая в "низком" жанре детектива, стремится вернуть читателям вкус к хорошему русскому языку и исподволь вызвать интерес к великой русской литературе. А по сути с книжками Акунина получается то же, что и с ОРТ-вским сериалом. Вместо оригинала читателю настойчиво "впаривают" суррогат. Причем Григорий Чхартишвили, кажется, искренне читательски привязан к Чехову: его герой Фандорин даже дальний родственник чеховского Дорна из "Чайки". И продолжение "Чайки" Акунин-Чхартишвили написал, вероятно, отчасти руководствуясь желанием привлечь внимание к классику. Только вот Чхартишвили и Чехов в неравном положении: одного "раскручивают", а другого - нет. Могут сказать, что Чехов в "раскрутке" не нуждается, - уверяю вас, нуждается, и еще как! Опять-таки для тех, кто имел счастье (или несчастье) родиться в конце 70-х.

У Чехова герои не принадлежат среде, в которой вынужденно обитают, они не могут найти мир "по себе", а попытки создать его искусственно обречены на неудачу. А акунинские "чеховские" герои вполне адекватны среде. Они даже говорят не по-чеховски, а по-акунински:

"Аркадина: Боже, Боже. И я, мать, только что лишившаяся единственного, бесконечно любимого сына, должна участвовать в этом фарсе! Увольте, господа. Дайте мне побыть наедине с моим горем. (Царственно встает.) Борис, отведи меня в какой-нибудь удаленный уголок, где я могла бы завыть, как раненая волчица".

Sapienti sat. По Чхартишвили представления о Чехове не получишь.

Впрочем, все равно спасибо Борису Акунину за то, что он возник на литературном горизонте. Ведь год-два назад ни одно издательство не взяло бы в производство детектив, где время действия отнесено к началу века. Издательства ведь выпускают книги сериями, - а соответствующих серий нет. Знаю, что находились люди, которые предлагали детективные циклы вроде акунинских (в одном из них главным сыщиком была попадья, что-то вроде русской мисс Марпл). Не брали - читатель, мол, интересуется только современными разборками и криминалом, "братками" и "авторитетами". А Чхартишвили - человек в литературной тусовке известный и влиятельный. Идея носилась в воздухе - Григорию Шалвовичу позволили ее осуществить. А теперь, может быть, по проторенной им дорожке и запустят "исторические" детективные серии, - боюсь только, что опять получится нечто вроде современного аналога "Ната Пинкертона".

Потому что искусство только тогда становится искусством, когда оно захватывает если и не "до полной гибели", то уж "всерьез". А "всерьез" все еще не модно.