Возьми в дорогу Верди

Отметить 100-летие со дня ухода Верди театры разных стран и народов готовятся с посильной презентабельностью. Вот и Татарский театр оперы и балета на днях открыл свой 62-й сезон премьерой "Аиды", которой в Казани не слышали лет тридцать.

Новая постановка на итальянском языке осуществлена в тесном контакте с Мариинским театром. Начнем хотя бы с того, что у Гергиева позаимствованы все три дивы на титульную партию: Валентина Цыдыпова, Млада Худолей и Ольга Сергеева. (Последняя успела наделать много шуму в Москве, пройдя за два сезона путь от Колобова через короткую остановку на станции "Геликон" до Большого театра, в котором тоже долго не задержалась.) За соблюдение точного вокального штриха в пении солистов боролась концертмейстер из Мариинки Ирина Соболева. Коня и трепетную лань, то есть монументальность парадных массовых сцен и интимный психологизм частной жизни главных героев, пытался примирить режиссер Алексей Степанюк. Противоречие между "африканским" колоритом и европейским стилем покроя одежд с переменным успехом преодолевал питерский художник Вячеслав Окунев. Впрочем, все эти детали не столь существенны в спектакле, решенном средствами традиционного большого стиля.

В трех премьерных спектаклях театр показал два актерских состава. Трудно представить себе в рамках одной и той же постановки столь полярных протагонисток: если у Сергеевой (готовящей сейчас для Гергиева Брунгильду, Амелию и леди Макбет) ее земная женщина Аида соответствует, скажем так, метрополитеновским форматам (сочный и мощный драматический звук, гипертрофия контрастов, внушительность, почти статуарность актерской подачи), то Аида у Худолей (специализирующейся в родном театре на Вагнере, Рихарде Штраусе и Прокофьеве) более неожиданная - совсем девочка, хрупкая, декадентски изломанная и нервная. И если сам тип голоса чувственной певицы Сергеевой больше соответствует средним представлениям о том, какой должна быть традиционная вердиевская примадонна, то "вокальные письмена" умной певицы Худолей с их нарочитой претенциозностью дают оригинальную проекцию стиля Верди глазами ХХ века.

Известно, что первоначально Верди хотел назвать свою оперу по имени самого неоднозначного, противоречивого персонажа - "Амнерис" - и только на последней стадии поменял заголовок. Из двух дочерей фараона в казанском спектакле вокально, музыкально, стилистически и актерски предпочтительней Юлия Герцева - молодая импозантная красавица из МАЛЕГОТа, главная казанская Кармен (в этой роли смотрите ее также в спектакле Александра Тителя в Музыкальном театре имени Станиславского и Немировича-Данченко 25 октября). В овеянной ореолом избранности суперроли Герцевой с ее подходящим для Верди жестким меццо пока еще явно не хватает опыта, а кое-где и техники (к примеру, очевиден недостаток большого дыхания в сцене судилища), но в целом заявка петербургской певицы оказалась несравнимо более убедительной, чем эксперимент местной Гены Димитровой - сопрано Елены Михайловой. Эта странная Амнерис с неподобающими царской породе замашками хаотично металась по сцене, как будто желая с кем-то подраться, и поражала слух не только плывущей интонацией, но и тарабарским языком с опорой на три-четыре ключевых слова. Статично решен режиссером образ Радамеса. Теймураз Гугушвили из Тбилиси в который раз подтвердил свой знак качества и вокальную надежность, а лирический тенор из Казани Георгий Ковриков доказал, что Радамес может быть и лирическим мечтателем, а не только тягятелем теноровой штанги. (При нынешнем дефиците на теноров обращаться с имеющимися приходится предельно бережно.) Столь же неожиданным лиризмом был овеян у баритона Большого театра Юрия Нечаева образ Амонасро, больше походившего на Иоанна Крестителя, чем на кровожадного эфиопского царя.

Старожилы оперы, возможно, подтвердят, что со времен Ивана Петрова мало кому из наших Рамфисов удавалось в достаточной степени концентрировать на себе внимание зала. В Казани это блестяще удалось Михаилу Казакову, чей верховный жрец, устрашающий своим эпическим спокойствием, стал, пожалуй, самым экстраординарным исполнительским событием премьеры - даже в контексте других вполне звездных работ. Его бас феноменальной красоты, глубины и отличной выучки (педагог - солистка Казанской оперы Галина Ластовка) был уже по достоинству оценен на конкурсах Глинки и Образцовой, а только что певец вернулся с победой со сложного конкурса вокалистов в Тулузе. Запомните это имя, дорогие вокаломаны, - именно с такими людьми, как Казаков, связаны наши надежды на возрождение подмоченной репутации русской оперы. (Одно из ближайших выступлений артиста в первопрестольной состоится в юбилейном концерте БСО 16 декабря, где он будет солировать в "Патетической оратории" Свиридова.)

И все же главные достоинства казанской "Аиды" - восстановление величественной в пространственном отношении и эффектной с чисто декоративной точки зрения сценографии Евгения Чемодурова (использованы эскизы к давнему спектаклю Бухарестской оперы) и дирижерская концепция Игоря Лацанича, основанная на идее ускорения музыкальной материи, вследствие чего усиливается ощущение целого.

Отыграв "Аиду", Казань на полной скорости движется к вердиевскому "Фальстафу". Роль, о которой можно только мечтать, предложена Юрию Нечаеву. Это будет совместный проект с голландской фирмой "Eurostage".