Комедианты на гастролях

Кавказские радости российских интеллигентов: князь Мятлев (Сергей Виноградов) и Лавиния (Ольга Понизова).
Фото Михаила Гутермана (НГ-фото)

НА ФОНЕ того, как крупнейший российский фестиваль "Золотая маска" открывает все новые горизонты, устраивая теперь уже и в России (Петербург, Иркутск) показы лучших российских спектаклей, в Грузии в третий раз проходит своя "Золотая маска". Она возникла в 1996 году после того, как дирекция театра из Рустави побывала на знаменитом слете в финском Тампере и загорелась идеей создания своего нестоличного театрального форума. Сегодня идея скромного фестивальчика в городе-спутнике Тбилиси разрослась до общегрузинских масштабов - одновременно проходит он в Тбилиси, Рустави и Батуми.

Москву на фестивале представлял Театр Луны под руководством Сергея Проханова. На регистрации в аэропорту Внуково одна грузинка, узнав, что актеры едут на гастроли в Тбилиси, произнесла: "Да, Шеварднадзе любит комедиантов, это его единственная слабость", а затем с той же мерой злости прибавила: "В Тбилиси жрать нечего, кто на вас пойдет..." И, когда легкая обида за "комедиантов" прошла, явилось наконец и понимание того, куда мы едем.

Призрак разрухи заметен в Грузии повсеместно: и в столице, и в деревне, и в заштатном городке. Цивилизованный вид имеет только центр Тбилиси - проспект Руставели. Индустриальный Рустави, разумеется, еще больше пропитан "роскошью" градостроительного увядания. Его пятиэтажные домики когда-то утопали в зелени - сегменты города разделены широкими парками, аллеями, бульварами. Сегодня былая растительность стоит неприбранной, бесхозной, хаотичной. Город зарастает лесом, заносится годами не убиравшимися листьями. Парковые парапеты, бордюры, остовы фонтанов утопают в траве, плющах и органическом "мусоре": настоящие джунгли.

На фоне полуразвалившихся домов бросается в глаза один из балконов на большой площади Рустави - его обитатель разрисовал доступные размаху его руки кирпичи и балконную изгородь яркими рисунками: развивающийся красный флаг, танки, самолеты, портрет Сталина, большими буквами - "СССР". Невзрачный вид города выставляет эту примитивную живопись как яркую достопримечательность, символ безумного персонального сопротивления эстетической разрухе. Редкие троллейбусы в Рустави (в Тбилиси их еще меньше) - той самой марки и вида, какой вела героиня Ольги Аросевой в фильме "Берегись автомобиля"; на мятых боках чиненых-перечиненых машин грубо начертано "The Absolute Bank. USA - Georgia".

Переселенцами заполнены все гостиницы Тбилиси. Знаменитая "Иверия" - в самом центре, приметная со многих точек города, - высоченная коробка, когда-то выкрашенная в салатовый цвет, теперь словно проедена жучками ржавчины и сырости, смотрится вялым, обсыпавшимся подсолнухом. Балконы, идущие сплошняком по всех четырем стенам гостиницы, захламлены скудной утварью переселенцев - застиранное белье, тюки, коробки; часть балконов занавешены истрепавшимися, кое-как сшитыми листами картона - от ветра, от холода.

В театральных вестибюлях горит не более 30% света, буфеты не работают, в фойе, случается, курят. Стороннему взгляду, не ведающему, что пережила Грузия в последнее десятилетие, может показаться, что в республике - триумф частной инициативы.

Общественный транспорт почти исчез - помимо метро с ужасающей сыростью и запахами, горожан развозят частные автобусики, и их в десятки раз больше, чем в Москве. В автобусике к сидениям приставляют деревянные скамеечки, чтобы уместилось большее число пассажиров. Окна городских поликлиник забиты (правда, сохраняются библиотеки), но есть множество частных врачей, а количество аптек на квадратный метр то же, что и в Москве. Лекарства продают даже в метро - женщины, как московские нищие, проходят с коробочкой, подвязанной к шее, по вагонам.

Городские телефоны замечены только в Тбилиси, в Рустави их нет вовсе - мелкие торговцы устраивают переговорные пункты прямо у себя в лавке, и тогда у дверей вешают прейскурант и изображение телеаппарата.

Главная улица в Табахмеле приведет к шлагбауму, рядом с которым - вагончик. На дороге, за шлагбаумом, резвятся дети и обнаженный до пояса переросток. Спрашиваем, что за шлагбаумом - переросток не знает по-русски, начинает одеваться и кричит в сторону вагончика. Оттуда, также на ходу одеваясь, выходят двое в униформе, вяло приставляют автоматы к порогу вагончика. "Начальник боевого поста, - говорит один, пожимая нам руки. - Военная часть... Там". На юных, не по-военному доверчивых солдатах - униформа советских времен, ремень с красной звездой на бляхе; и только черная беретка являет собой атрибут национальной гвардии. Когда горный туман рассеивается, мы видим, что под нами - весь Тбилиси как на ладони, и за шлагбаумом - важная "высота"... Дети уже свободной Грузии, если видят людей европейского типа, оглядываются, засматриваются, показывают пальцем, отвлекая сотоварищей, чтобы и те посмотрели.

Участие московского Театра Луны в "Золотой маске", переросшее в широкие гастроли (Тбилиси, Рустави, Телави, Кутаиси), - следствие дружбы с сухумским театром, что несколько лет назад эмигрировал в Тбилиси. Дружбе помогли два комитета правительства Москвы - по культуре и по межрегиональным и общественным связям: сухумский театр в начале сентября показал в Москве три спектакля, а Театр Луны вывез в Грузию "Фанту-инфанту" и "Путешествие дилетантов".

Есть определенная закономерность в том, что хороший детский спектакль может создать только юная, свежая труппа. Молодые актеры, пока не считающие творчество для детей обузой для своей карьеры, разыгрывают "утренник", словно тренируясь, распеваясь, растанцовываясь во имя новых свершений. "Фанта-инфанта" стала первым профессиональным спектаклем, где длительное время (еще студенткой) играла Чулпан Хаматова в паре с Евгением Стычкиным, который до сих пор исполняет роль Блэкстара, они превращали сцену в вольную территорию для реализации своих остаточных детских привязанностей, непрекратившегося желания хулиганить, впустую растрачивать избыточную энергию.

Блэкстар Евгения Стычкина - пришелец из Космоса, явившийся на холсте Художника как нерукотворное создание, сколь безобразное, столь и изумительно обаятельное. Между земной девушкой Фантой и Блэкстаром возникает взаимное влечение, они путешествуют по Земле, а ревнивый Художник пытается отвлечь Фанту от мистического наваждения. Ирреальный Блэкстар исчезает, только снова влюбившись в такую же, как и он, нарисованную фею. Земная любовь восстанавливается, но в душе Фанты остается навечно образ милого трикстера.

В "Фанте", если можно так сказать, все сделано "на потребу" детскому восприятию - мало слов (герои изъясняются жестами, "дрыганием" и фрагментами фраз), тонны музыки и танцев. Сюжет излагает закадровый голос "от автора", который на зарубежных гастролях легко переписывается заново на язык аудитории.

Спектакль Сергея Проханова "Путешествие дилетантов" прежде всего заставляет наблюдать за тем, как ортодоксальный герой "шестидесятников" - князь Мятлев из романа Булата Окуджавы - мучительно ищет способы понравиться зрителям иного времени. Скука декабристского поколения, не попавшего ни на Сенатскую площадь, ни в ссылку, проживающего свой век в ожидании стука в дверь, - вот тот образ подобия, заставившего сравнять, сплюсовать вечно тоскующего по свободе шестидесятника и любовника 1820-х, трагически поплатившегося и за любовь, и за безделье. Фраза Мятлева "Я буду пить за отечество, которое бы нас никогда не предавало" - та пресловутая "фига в кармане", заставившая Окуджаву совершить путешествие во времени, поближе к Пушкину. От исторического перевертыша страдает, помимо прочего, и бедный Николай I, которому всегда попадало от советских историков, попало теперь и от антисоветских писателей, что незаслуженно сравняли императора со всею сталинско-хрущевской государственной машиной.

Герой не может найти повод для геройства, кроме череды бесконечных любовных похождений. Спектакль начинается с пластической миниатюры, где бальные танцы, ставшие символом золотой эпохи, обретают свое "низовое" звучание. Изящно танцуя с дамами, князь Мятлев в неудачном повороте неизменно получает локтем партнерши по носу. Продолжая тур, он идет стоически задрав голову вверх, не дозволяя кровавой юшке хлынуть на белизну костюма - "как упоительны в России вечера"! Когда невозможно стать Гамлетом, хочется быть по крайней мере Ромео: "А не поехать ли нам, княжна, в Тифлис: там итальянские оперы поют грузины". На кавказских просторах, куда тот увозит свою последнюю пассию Лавинию (Ольга Понизова), он становится князем Казановой, князем Жуаном, чей любовный полет будет прерван российской бюрократической машиной.

Быстрая смена сцен, бытовая декорация, иллюстративная игра. Сергею Виноградову (князь Мятлев) роль дается трудно - он легок в ипостаси вялого, апатичного и нигилистического "ночного охотника" (тяжелые руки, тяжелые ноги, тягучая и оттого пафосная речь - гремучая смесь Обломова и Ноздрева); куда сложнее ему переродиться в любовника, который полюбил Лавинию последней гуановской любовью. Со страстью, с пылом, с жаром играть никак не получается - за дилетантизмом жить скрывается и дилетантизм Мятлева в любви.

Чтобы не травмировать национальные чувства, актерам было велено изъять некоторые реплики из спектакля. Мудрейший Валентин Смирнитский, по вечной актерской оплошности, устами Николая I все же произносит заветную фразу: "Кавказ... Кавказ... Все беды России начинаются на Кавказе" и тут же спешно прибавляет: "И все радости тоже".

Для иерусалимского театра "The Poopik" и его актеров принцип устройства кибуца стал принципом организации театра. Актеры - сами себе и труппа, и техсостав; материалом же для изготовления кукол и бутафории служат "отбросы цивилизации", уличный мусор. Спектакль без бюджета - осуществленная мечта бывших кибуцников, а ныне выпускников Иерусалимской школы визуальных искусств.

Тема их кукольного спектакля "Кожура" столь же проста и идеалистична, сколь и дух кибуца. Тема рождения, вылупления новой жизни пестуется с тою же любовью, что и драгоценный мусор, - кое-какие материалы нужно перед каждым спектаклем находить и преображать заново.

Дворник находит в груде листвы цветок и высаживает его в кадку, откуда тонким стебельком вызревает девушка. Другая кукла тут же рожает клубок тряпок, которые моментально превращаются в пару кукольных старичков. Обнимаясь и целуясь, они нечаянно обдирают свои хрупкие бумажные головки - личина за личиной, лист за листом докапываются до "человеческой сути", пока в руках актеров не окажутся качанчик капусты и яйцо.

Вызревший из огромного яйцевидного клубка хвороста, следующий герой со злобой разобьет скорлупу, откуда выпадут маленькие ручки, ножки, туловище, голова. Человек тут же попытается собрать "нерожденную душу", и на сцене оживает иудейский миф о Големе, глиняном монстре.

В финале на публику явится кукла Идеа, претенциозная дама, что разбавит своей лекцией о брутальной сексуальности хрупкое создание израильских кукловодов. Туфельку с ее ноги старик-дворник найдет тут же, в груде сухих листьев, где прежде был найден цветок. Туфелька без своей пары никому не нужна. Так завершается этот простейший спектакль о настоящем и претенциозном.