Григорий Заславский СТРАННЫЙ театр - Театр сатиры, если те, кто стал его лицом и визитной карточкой, те, чьи имена считаются всеми чуть ли не синонимом названия и самого месторасположения театра, в сегодняшней каждодневной жизни этого театра, в репертуаре почти не востребованы. Или скажем так: их занятость несоразмерно ниже того почти синонимического значения, которое давно уже даже редких зрителей Сатиры заставляет связывать имя театра с этими актерами. Александр Ширвиндт, Михаил Державин, Ольга Аросева. И, конечно, она, Вера Васильева. Славу Театра сатиры они давно уже привыкли поддерживать "на стороне". И им самим уже давно не нужно называться актерами такого-то театра. Говорят - Вера Васильева. Или - Александр Ширвиндт. А в голове механически и машинально их имена "выкликают" - как часть их фамилии или отчество - Театр сатиры. И бессмысленно им, даже если такая мысль и взбредет кому-то в голову, уходить в какой другой театр, поскольку этот новый для них будет тем же Театром сатиры, и их самих будут по-прежнему искать по старому месту прописки.
Они и не уходят, довольствуясь тем, что предлагает родной театр.
И кажется, что так может длиться еще целую вечность. И не одну.
Сколько бы она ни играла на этой сцене (в смысле - так несправедливо мало, как сейчас или даже пять лет назад, тем более что прошедшие несколько лет мало что изменили в ее жизни, непосредственно связанной с Театром сатиры) и что бы она ни играла здесь, без Васильевой Театр сатиры невозможно представить.
Вера Кузьминична Васильева выглядит прелестно и в жизни, и на сцене. Даже в тех ролях, которые, подобно Эстер из "Священных чудовищ", как будто специально написаны не для нее. Но она так обаятельна, так мила, так узнаваема; знаменитые ямочки на щеках и смелость, с которой она легко освобождается от одежд, открывая плечи; и сами одежды, всегда - безукоризненные, подобранные с ее строгим вкусом; и голос, и молодость - не то, чтобы неувядающая, а, кажется, неизменная.
Выходя на сцену - в театре, или на каких-то праздничных юбилейных торжествах, - ей точно в тягость стереть с лица улыбку, и эта улыбка действует всегда наповал, заставляя улыбнуться в ответ. Кажется, что добрая. Кажется, что открытая. Точно - что легкая. Легкость сопутствует и сегодня ее походке, как будто чуть танцующей (в разных ситуациях это может быть пластика, близкая вальсу или более чопорному и мерному менуэту). Танцует же она легко, с изяществом. Замечательная сама по себе, так что публике по-прежнему неважно, скажет ли она просто несколько ободряющих полуофициальных слов или будет играть. Островский это или Жан Кокто. Хотя Островский был бы, наверное, более подходящим. Васильева - русская актриса с бытовой характерностью, мягким русским юмором, теплым и домашним, уютным голосом - не западная актриса, за то и любимая.
То же, что в Театре сатиры ей часто доставались роли в западном репертуаре (по сию пору), легко объяснить цельностью натуры, внешней, то есть кажущейся, прямолинейностью характера, - русским героиням надобна была большая (или - хоть какая-нибудь), выраженная вовне раздвоенность, раздробленность, мятежность┘ А какую мятежность можно разглядеть в очаровательной улыбке Васильевой? Добрейшей души человек. Одна благость. И - мир.
И выходило, что лучшие, наиинтереснейшие для себя роли она получала там, где поначалу дорого было само ее участие, сам приезд. Орловский драматический театр пригласил ее сыграть Кручинину в "Без вины виноватых". А до того сыграла, кажется, еще и в Тверском драматическом театре Раневскую в "Вишневом саде". В Москве ее энтузиазм заметил Борис Львов-Анохин и предложил роль в спектакле Нового драматического театра. Одну, потом - другую┘
В Сатире среди прежде сыгранных лучших ее ролей - Графиня в "Свадьбе Фигаро" и губернаторша Анна Андреевна в "Ревизоре".
В ней достаточно холодности и рассудочности, чтобы играть в ануевских пьесах или Кокто (ямочки, ямочки всех сбивают с толку!).
В ней так много русскости, что среди русских пьес трудно назвать те, которые не ее. Скорее, конечно, не в простонародных, а в дворянских, аристократических сюжетах, где кстати бы пришлась ее природная холодность, умение установить и сохранять дистанцию, - в таком репертуаре свое для нее если не все, то почти все. И тут очень многого она не сыграла.
В книге Ольги Аросевой, одной из последних по времени мемуарных книг, вышедших из Театра сатиры, о Вере Васильевой сказано между прочим что она с юных лет, очень рано став знаменитой, держалась ближе к старикам, мастерам, чем к молодежи. Еще студенткой снялась в "Сказании о земле сибирской" в роли Настеньки, девушки-бойца и певуньи. И будто бы понравилась Сталину, и ей, студентке, дали Сталинскую премию: "Не общественница по природе и не боец, не умеющая "душу положить за други своя", Верочка долгие годы со старанием занимается общественной работой". И ведь всех сумела она убедить в том, что никто лучше, чем она, не справится с решением социальных вопросов. Не со сбором денег на венки (как профсоюзная активистка в "Служебном романе"), а именно - в самой деятельной помощи.
Родившаяся и выросшая в простой семье, Вера Васильева из тех, кого в Америке принято называть "селф-мейд", - по-русски, она сама себя сделала, создала своей, как видно, недюжинной волей. Она сумела расширить изначально небогатые данные. Даже голос ее, всеми любимый, такой домашний и родной, - она сама сделала таким. Не очень красивый, но запоминающийся, низкий, с какими-то неожиданными мелодичными - почти певучими - интонациями, при этом - слегка хрипловатый. В целом же - необычный для женщины ее внешности.
Чтобы добиться нынешнего своего положения, нужен был ум. Ум у актера - редкость, у актрис - тоже, но в квадрате. У Васильевой ум есть, и это видно по тому, как и что она говорит, как и что не говорит, по тому, как держится. Она умна и тактична. Даже сейчас, когда это модно, Вера Васильева не выносит сора из избы, продолжая по-партизански твердить, как хорошо ее встретили в свое время в Театре сатиры и как всегда любили. А она отвечала тем же, - говорит о себе Вера Кузьминична.
В ее простоте совершенно отсутствует какая бы то ни было вульгарность. Она чиста, холодна и бодряща, неважно даже, открыто или тайно любимая (все равно всеми!), и вызывающая чувство национальной гордости. Как русская водка, сказали бы мы. Но сравнивать женщин с такими крепкими напитками не принято.
