Новый Китеж

ТРЕТИЙ год подряд в Тольятти проходит летняя творческая школа. Тут компьютер едва не выдал на автомате: и это в наше непростое время, когда... - но я его остановил. Потому что уровень организации и проведения этой творческой школы таков, что располагает к разговору без скидок на обстоятельства. И - обратным логическим ходом - заставляет еще раз задуматься о специфике нашего времени, осмыслить его непростоту.

Школа проходит третье лето, я же попал в нее второй раз. Получил возможность сличить впечатления, разделить совокупность черт на устойчивые и случайные. Год назад итоговый успех предприятия показался мне результатом некоего массового заразного вдохновения, вроде рекордного прыжка при попутном ветре и благосклонном расположении звезд. То есть я различал земные слагаемые успеха, но их явно недоставало до суммы.

Замечательной - на дилетантский ли, на профессиональный ли слух - игры юных музыкантов. Интереснейших (и здесь же написанных) работ молодых художников. Неожиданно зрелых стихов литераторов.

В этом году я постарался быть внимательнее. И когда примерно через две трети отпущенного срока мозаика под руководством Лидии Семеновой вновь начала складываться в целое, срастаться, я яснее увидел, как именно это произошло.

Вот молодая женщина в очках и с косичкой движется от корпуса к столовой. Стометровый маршрут занимает у нее порядка двадцати минут, потому что с каждым вторым встречным-поперечным от 10 до 80 лет женщина с косичкой вступает в краткую деловую беседу, раздает распоряжения и ключи, назначает сроки и явки. Зовут женщину Елена Кочергина. Самый любимый, самый незаменимый преподаватель. Она похожа на деталь метафизического ткацкого станка, увязывающую незримые нити. Аналогия тем основательнее, что она организует и доводит до блеска множество камерных ансамблей, сплетает музыкальные нити. Дежурный ангел в десятый раз переписывает план грядущего дня и думает, что пора обзаводиться компьютером.

Это выглядит как пародия на организацию, как проход прораба по стройке в советском производственном фильме. Палыч, где цемент? Кузьмич, где раствор? Козлов, здесь должна быть дверь! Загвоздка в том, что у Елены Кочергиной все получается, и ее последний уточненный план практически моментально претворяется в жизнь. Почему?

Мы представляем себе идеальную организацию как торжество учета и точности. Иван Иваныч ровно за семь секунд пробегает коридор, прошибает башкой фанерную перегородку, пикирует в седло заведенного мотоцикла и точь-в-точь поспевает на лекцию в соседнюю гимназию. Помесь Джеймса Бонда и Фантомаса. Гигантский механизм, работающий как часы.

У такой системы два огреха. Во-первых, малейший ее сбой вызывает цепную реакцию. Во-вторых, для хорошего функционирования она должна соприкасаться с таким же часовым механизмом внешнего мира. В России это заведомо не так. Добавим, что сбои могут быть, так сказать, положительными. Например, пианист решил провести с учеником дополнительное занятие. Заставьте часы на Спасской башне громыхнуть лишний раз. Затруднительно.

Хорошо, когда автобус курсирует между лагерем и музыкальной гимназией строго по расписанию. Что может быть лучше? Лучше, когда он всегда готов сделать лишний рейс. Когда известно, где его можно найти. Когда всегда наготове пара автомобилей.

Хорошо, если открыто ровно столько кабинетов, сколько нужно для занятий. Лучше, если немного больше, про запас. А еще лучше, если преподаватели имеют доступ к доске с ключами. Открыли, позанимались, закрыли, повесили ключ на место.

Хорошо, если все организовано заранее и ответственные люди заскучали каждый на своем месте на случай аварии. Но, оказывается, лучше, если они продолжают организовывать рабочий день, как пикник, по ходу мероприятия. Подкручивать яркость. И когда каждый отвечает не строго за свой участок (так удобно только находить виновного), а примерно за все. Так удобно клиенту.

От концепции системы мы приходим к концепции среды. Ученик хочет учиться, учитель хочет его учить. А пространство насыщено роялями в кустах. Можно занять эту комнату? Можно. А если?.. Давайте попробуем...

Допустим, девочка играет на виолончели. Играет для своих лет хорошо. Для нормального движения с уровня на уровень ей надо заниматься столько-то часов в день. Мы знаем из общих соображений, что далеко не каждому добросовестному солдату светит маршальский чин. Что из сотни одаренных детей максимум один дойдет до авторских компакт-дисков и всенародной славы. Тем более что мы и Владимира Крайнева не узнаем в толпе.

С другой стороны, наверное, совсем неплохо стать главным бухгалтером в фирме и продолжать любить музыку, играть на семейных концертах, ходить в филармонию... Но для этого надо в какой-то момент прервать ежедневные занятия, точнее, переменить их характер. Как быть? Где искать ответ? Чья подпись решающая - девочки, учителя, мамы? В наше-то непростое время...

Между тем, оглядываясь назад, различая в нашей смутной и мрачноватой отечественной истории пока что целые, связанные живыми сосудами и нервами культурные нити, мы не найдем простого времени. Долгие годы элементарная порядочность и верность собственному призванию могли привести человека к физической гибели, аресту, остракизму. Сегодня мир всего-навсего искушает его лучшими бытовыми кондициями...

Для юного поэта необходимость выбора как бы смягчена. В литературе нет буквальной беглости пальцев, а если можно подобрать ей аналог, то он будет скорее недостатком, нежели достоинством. Если тебе приходит четыре стихотворения в год, будь добр, запиши их. Это не потребует от тебя много времени. Это заведомо нельзя сделать профессией. Это не помешает тебе реализоваться в любой другой сфере.

Конфликт проявляется постепенно. Четыре стихотворения в год не мешают человеку стать менеджером в банке, но пост менеджера перекрывает канал четырем стихотворениям в год. И если потенциальный музыкант-исполнитель выбирает все же между карьерой и карьерой, то поэт колеблется между карьерой и... тетрадным листком с парой десятков неровных строк.

Между тем этот дребезг в будущем может лишь расстроить гармонию настоящего. И, наоборот, вылечивается лишь здесь и сейчас, ощущением красоты и порядка мира.

То чего достиг Анатолий Левин, дирижируя детским симфоническим оркестром, меня потрясло. И - снова - не хочется учитывать дополнительные ограничения, то, что он достиг этого эффекта всего за 11 дней с детьми разного уровня и возраста. Было бы смешно слушать, например, скрипку, позевывать, получить записку - это мальчик из неполной семьи, переболевший туберкулезом, - и разрыдаться. Слава Богу, впечатление первично и самодостаточно.

Когда слушаешь баян Юрия Шишкина, кларнет Владимира Генслера, балалайку Шауката Амирова, голос Раисы Ермолаевой - пусть извинят меня остальные замечательные музыканты, хочется избежать дежурного генеральского перечисления, - не думаешь о том, насколько удачливы и благополучны эти люди. Может быть, их соседи богаче, чем они. Чувство иное: нам повезло, что они живут в музыке. Это же чувство мелькает, когда играют и поют их ученики. Ради этого чувства стоит рискнуть, поставив на кон собственную жизнь. А если учесть, что искусство - не соревнование, а живое общее дело, так и проиграть невозможно.

Сегодня разнообразные участки бывшего СССР возвращают себе исторические имена. Тольятти в этом плане немного не повезло. Его историческое имя - Тольятти.

Рядом стоял старый город - Ставрополь-на-Волге, но он утоплен на дне Жигулевского моря. Тольятти родился недавно и как бы дважды - возле Волжской ГЭС и автозавода. Храмы тут не реставрируют, а строят. Традиции не возрождают, а основывают.

Художник Валерий Гераскевич дал своим студийцам такое задание: нарисовать Тольятти на берегу моря, а оттуда смотрит Ставрополь. Некоторым удалось: получился этакий Китеж, мираж.

Поколение наших прадедов застало еще лабазы и церкви на волжском берегу. Деды одолели фашистов и построили Волжскую ГЭС. Отцы студийцев летней школы по сей день работают на автозаводе. Типовые прямоугольные дома на детских рисунках такие же теплые, как контуры храмов, потому что дети живут в этих домах. Традиция не может идти, как шов, - то с переду, то с изнанки, пропуская неугодные эпохи.

Дай Бог, чтобы тольяттинская летняя творческая школа протянулась в следующий век - и мы вместе с ней.