Ностальгия по-фински

ЕЖЕГОДНЫЙ фестиваль в Тампере удивил добротной старомодностью. Если в прошлом году спектакли были больше ориентированы на эпатаж, то нынешним летом заметно было тяготение к "старым формам". Спектакль Шведского театра (Хельсинки) "В ожидании Годо" игрался в традициях скучноватого психологического театра, постановки современных финских пьес отличались бытовой достоверностью и основательностью. Лучшим, пожалуй, стал спектакль "Трамвай "Желание" по Уильямсу ("Q-театр", Хельсинки) - крепкая режиссура, выстроенные роли. Особенно хороша Бланш - Мари Перанкоски. Спектакль неуловимо напоминал "Шум и ярость" Фолкнера, который Сергей Женовач поставил когда-то у "фоменок".

Фестиваль выявил ностальгическую ноту, характерную, кажется, не только для театра, но и для финского общества в целом. Вопросы идентичности всегда волновали небольшую нацию, но пять лет пребывания в Европейском сообществе развили, быть может, подсознательную боязнь унификации. Кто мы и кем были раньше - вопрос для финнов немаловажный.

Ностальгия проявляется не только на сцене. Возьму на себя смелость утверждать, что в Финляндии как нигде культивируются предметы старого обихода. Речь идет не об антиквариате: собираются, продаются, экспонируются предметы быта - от детских колясок и игрушек до открыток, фотографий, будильников, кухонной утвари. Только в Тампере, например, есть Выставка кандалов и наручников, Музей кофейной чашки и Музей охладительных установок! Апофеозом является Музей рабочего быта, где повседневность возведена на уровень поэзии и философии. То же - и в театральных декорациях; едва ли не в каждой постановке присутствует, например, пузатый холодильник - аналог нашего "ЗИЛа".

Есть ностальгия и более глубокая - один из спектаклей игрался на шведских диалектах, употребимых когда-то в Финляндии, которые сейчас трудны для понимания. (Любопытно, что эстонский студенческий спектакль, показанный в рамках офф-программы, был построен на очень древних песнях.)

Песенный, цирковой, танцевальный спектакль "Гекко" (антрепризная постановка из Хельсинки) построен, с одной стороны, на африканских ритуалах, с другой - откровенно отсылает к 60-м годам. Главным образом это относится к жанру. Когда-то появился на советской эстраде феномен "спектакля-концерта" - чередование разных номеров, помещенных в однородный контекст (в данном случае - веселые танцы, пластические этюды, песни и т.п.). Все это, несмотря на профессионализм актеров, интересно лишь первые четверть часа - искусство, построенное на одних положительных эмоциях, утомляет.

На этом фоне выделялся старый спектакль "Шинель" болгарского театра "Кредо". Гоголь предстал в традициях площадного театра, балагана, вертепа. Два усатых рассказчика - Грицько и Панас, одновременно замысловатая и наивная конструкция, из которой, словно по волшебству, можно сделать и Петербург, и Акакия Акакиевича, и портного Петровича. Что-то отцепляется, разматывается, складывается, раскладывается - и готова новая мизансцена и новый поворот сюжета. Но за этим хитроумным решением и огромной энергией актрисы Нины Димитровой не всегда можно было разглядеть "маленького человека". Прошло уже три четверти спектакля, и только тогда Башмачкину понадобилась новая шинель. Да плюс к тому - долгая экспозиция, и кода, и как минимум три финала. Но во всяком случае, это оригинально: такого Гоголя мы, пожалуй, еще не видели.

Но больше всего, ждали, конечно, выступления московской Таганки, которая привезла спектакль "Марат/Сад" (опять ностальгия?). Профиль Ирины Линдт, исполнительницы Шарлотты Корде, стал эмблемой фестиваля, которую можно было видеть повсюду - на рекламных щитах, афишах и майках. Актриса поразила финских зрителей не только внешними данными - все отметили многообразие ее дарования: тут тебе и игра на скрипке, и пение, и чечетка, и акробатика. Да и сам спектакль порадовал техничностью, слаженностью, почти математической точностью движений. Однако кто-то из финских театралов, помнивших еще старую Таганку, заметил, что тридцать лет назад Любимов мог бы сделать из этой пьесы выдающийся спектакль, а сейчас получилось лишь отменное шоу. Сохранилась таганковская форма, но из плоти ее ушла энергетика и политический заряд. Кто-то возражал, что, напротив, столь сложная и не лишенная дидактизма пьеса препарирована так ловко, что ее приятно и легко смотреть. Так или иначе, Таганку не отпускали со сцены минут двадцать, а Любимов выбегал на поклон столь же лихо, как и его молодые артисты.

На спектакль "В ожидании Годо" пришла президент Финляндии Тарья Халонен. Одетая в очень скромный брючный костюм и с шарфиком на шее, она вошла в зал, где уже разместилась публика, и села на свое место. Рядом были обыкновенные зрители. После спектакля Халонен отправилась "на Таганку" (напомним, что в дни визита в Москву она побывала на последней премьере этого же театра - "Евгений Онегин").

Жизнь в Тампере и сама по себе оказалась театрализованной. Несколько раз попадались группки смешно одетых девушек, которые, держась за длинные веревки, распевали песни. Наиболее нелепо одетая шла в центре, с плакатиком на спине - такого-то числа состоится свадьба. Это подружки прощались со своей товаркой, которую ждет теперь замужняя жизнь. А пожилая респектабельная дама шла по улице украшенная кроличьими ушами - она возвращалась с какого-то праздника.

Одна ночь была объявлена "ночью событий". До утра город жил самой разнообразной культурной жизнью. В каком-то ресторане устроили "ностальгический" (!) вечер - там танцевали вальсы; в большом книжном магазине прозаики представляли свои произведения, в помещении городской библиотеки проходил поэтический турнир. В освещенной витрине парикмахерской девушка в красном танцевала фламенко. Каждое мероприятие нашло свою аудиторию.

И это соседство порой оказывалось для театра не самым выигрышным.