Июль: поставить точечку кровавую...

Елена Шварц. При черной свече. Подборка стихотворений, пронизанных почти непреодоленным духом отчаяния. "И время не летит (зараза), / А словно капля из пореза, / Плывет не сразу".

Александр Мелихов. Нам целый мир чужбина. Крайне многословное повествование о жизненном пути рассказчика от студенчества на ленинградском мехмате до службы в "лакотряпочной" области. Гениальный математик задушен косной средой, в том числе и по причинам антисемитизма. Наиболее часто употребляемое слово - мастурбация, каковой придан сакрализующий смысл. Роман грозит продолжением.

Олег Хлебников. Море, которое не переплывет никто. Поэтические заигрывания с "низким штилем".

Михаил Тарковский. Ложка супа. Рассказ (названный повестью) про молодого сибирского мужика, который пьет, оттого что не умеет иначе пережить красоту жизни. Русский характер.

Александр Кузнецов. Мираж у Геммерлинга. В корабельной конторе решено затопить рыболовецкое судно, чтобы получить страховку. Капитан и команда в последнюю ночь делят и разбирают добро. Боцман начинает подозревать, что молодая жена ему неверна. Он вызывается в одиночку бросить корабль на камни и погибает в море. Команда обрушивает презрение на капитана, благодаря мздоимству и безволию которого все это произошло.

Анатолий Кобенков. Раздоры бытопорядка. Довольно удачная попытка поэтически "объяснить жизнь в формах самой жизни". "Вот тебе венчик: крыша - на самой кромке / голубь с голубкой... - Не уходи, постой... - / Русский роман: тьма, полутьма, потемки, / больше Крестовский, нежели Лев Толстой".

Сергей Залыгин. Бабе Ане - сто лет. Рассказ о двух деревенских старухах, которым позавидовал местный начальник и отобрал все имущество, оставив лишь один матрац на двоих, потому что не угостили в праздник водкой. Нагнетение ужасов кажется несколько тенденциозным. Посмертная публикация.

Юрий Кублановский. С выходом на Волхонку. "Хорошие логопеды / должны языки нам вправить, чтоб стало, зашив торпеды, / чем русского Бога славить".

Борис Екимов. Память лета. Несколько зарисовок ностальгического характера, полных ярких деталей и сочных образов. Степь, казачки на базаре, каймак, печеный лещ - и звездное небо над головой.

Александр Солженицын. Евгений Носов. ("Из литературной коллекции"). Этюд о творчестве прозаика Евгения Носова, в котором подмечено довольно интересное явление - это один из очень и очень немногих писателей старшего поколения, которому время, когда "посвободнела речь", пошло на пользу: он смог до конца высказать боль колхозной деревни и боль солдата, умирающего на войне.

ОКТЯБРЬ

Андрей Житков. Агитрейд. Повесть об афганской войне. В центре повествования - дезертир Митя Кычанов, бежавший из части от дедовщины, попавший в рабство к афганцу Хабибуле, принявший ислам и ставший бойцом в отряде моджахедов. В последнем эпизоде Кычанов фактически спасает своих бывших однополчан от гибели. Финал открыт: судьба Кычанова неясна. Автор избегает жестких оценок, его герои действуют, повинуясь слепой логике событий, внешней безличной силе.

Алексей Кубрик. Время дождя и рассвета. "Мне отвратительна внезапная свобода. / Я не хочу предложной пустоты, / переводящей сонного урода/ в отчаянья случайные черты..."

Максим Гуреев. Внутри. Рассказы, написанные по поэтическим законам и под явным влиянием Саши Соколова.

Евгений Чижов. Темное прошлое человека будущего. Окончание повести. После знакомства с машинистом сцены Андреем Некричем герой-рассказчик оказывается втянутым в череду странных и опасных событий. Некрич отличается от всех окружающих феноменальным везением, чувством будущего и одновременно - столь же феноменальной беспочвенностью, неподлинностью. Под его влиянием рассказчик заболевает "болезнью Некрича" и перестает понимать, что реально, а что мнимо.

Светлана Аксенова-Штейнгруд. Дует вселенский сквозняк┘ Стихи о том, что никакая эмиграция ни в какой Израиль счастья не приносит.

Михаил Левитин. Рассказы. Пунктирные, фрагментарные, где целое создается из частностей, деталей, эпизодов.

Владимир Сотников. Смотритель. Рассказ о давней встрече с бакенщиком на Енисее - то ли тихим сумасшедшим, то ли последним белым шаманом.

Леонид Саксон. Наваждение. "И те, кто останутся живы, мир / Молча поделят на "мой" и "твой", / И снова в ночи запоет Шекспир, / И все зарастет травой".

Вячеслав Пьецух. Дневник читателя. Рассуждения обо всем на свете - в меру интересные, в меру скучные, благонамеренные и однообразные.

Кирилл Кобрин. Маленькая коллекция. Скользящие, вдоль пролетающие миниатюры, которым очень подходит название рубрики в журнале: "Нечаянные страницы".

ЗНАМЯ

Новелла Матвеева. Сборщики стеклотары. Прирожденный лирик с дыханием свободным и легким, Матвеева упорно пытается писать стихи публицистические; результат - не нулевой даже, а отрицательный.

Алан Черчесов. Венок на могилу ветра. Фрагмент романа. Скитаются мужчина и женщина в горах Осетии, любят друг друга, скрываются от мира людей и в конце концов селятся на берегу проклятой речки рядом с такими же изгоями и отщепенцами. Мифопоэтическая проза, насыщенная красивыми и несколько вычурными метафорами. Полностью роман выйдет в издательстве "Лимбус Пресс".

Александр Кушнер. Потому что наскучил вымысел┘ Кушнер - это Кушнер┘ В стихотворении "Альпинист" замечательна полемика с Бродским: "Когда альпинист далеко под собою, / Как детскую видит бумажную птичку - / Парящего ястреба с тенью скупою, / Скользящей по склону, - и жаждет табличку / Прибить на вершине как знак покоренья <┘> Но в этом году мы его посрамили. / Нам было предложено большее что-то, / Мы, сидя на кухне, мы, стоя в передней, / Мы в тусклой конторе, мы в комнате тесной / Хребет покорили двухтысячелетний".

Анатолий Курчаткин. Два рассказа. "Счастье Вениамина Л." - гигантские, размером с человека, да еще и разумные, крысы-мутанты захватывают власть в некоем городе. Одни люди превращаются в крыс, других - новые хозяева, сделав своими рабами, загоняют в подвалы, откуда вышли когда-то сами пацюки; сопротивляющихся уничтожают. Рассказ оставляет впечатление полной безнадежности, ибо здесь именно человеческое в человеке - гуманность, способность к жалости, состраданию - оказывается причиной его гибели. Во втором рассказе, "Сфинкс", описаны странности любви, губительная изнанка страсти. "А она и в самом деле напоминала ему сфинкса. Таинственное крылатое чудовище, проглотившее двух мужиков. <┘> прекрасное чудовище. Восхитительное. Бесподобное".

Борис Кудряков. Дай мне на память пять тысяч чего-нибудь, но не юаней┘ Автор погружается в медитативный, захлестывающий словесный поток, в воспоминания, в пейзажные картинки зимы, весны, лета, осени, время от времени выныривая, чтобы лукаво читателю подмигнуть. "Снова в деревне / депешит нива / ива рифмуется с ивановым / хочу искупаться в шепоте клевера / страшусь потерять бумажник тугой".

Вячеслав Пьецух. Русские анекдоты. Четырнадцать небольших рассказов о том, как в России жили, живут и еще долго жить будут.

Владимир Щадрин. Многолетние скитанья. Стихи, главенствует в которых захватывающий, вперед несущийся ритм. "Кони, кольца, день багряный./ Книга, пицца, рожь, кусты. / Склоны, мнихи, пни, миряны. / Светосильные кресты".

Александр Твардовский. Рабочие тетради 60-х гг. Продолжение. Записи 1962 г. Черновики "Теркина на том свете". Смерть Э.Г. Казакевича; публикация "Одного дня Ивана Денисовича"; беседы с Н.С. Хрущевым, А.И. Солженицыным.

Альберт Лиханов. Никто. Главное действующее лицо романа - мальчик из сиротского дома, который идет учиться на автослесаря, знакомится с обаятельным бандитом и попадает в шайку. Что-то вроде современного Оливера Твиста. Однако рискнем предположить, что в окончании, которое следует, скорее всего счастливой развязки не предусмотрено.

Тамара Ломбина. Степан и Стефания. Рассказ о супружеской паре, прожившей долгую, трудную и по-своему счастливую жизнь - с элементами назидательности.

Владимир Федоров. Два рассказа. Первый - "Один день Дениса Ивановича" - отталкиваясь и в своем роде полемизируя, понятно, от чего и с чем, представляет обычный день обычного человека, наполненный хозяйственными хлопотами, бытовыми неурядицами и прочими мелочами жизни. Интересен переданным в нем настроением ровного приятия жизни. Драматический эффект второго - "Орден весны" - строится на нарочитом "сбое": через много лет после войны старику присылают орден - но в этот же день он умирает.

Вячеслав Дегтев. Падающие звезды. Подборка рассказов, тематически связанных с войной. "Приговоренный" - фантазия на тему встречи юного Шолохова с батькой Махно, который пощадил его жизнь ради литературного таланта. "Псы войны" (этически довольно ущербный) - мать разыскивает сына на чеченской войне, чтобы, дав взятки начальникам, увезти в Москву, а однополчане из ненависти к трусу Альберту Букетову (такие имена носили отрицательные персонажи в эпоху соцреализма) взрывают их (плюс неприятного журналиста) гранатой. "Джяляб" - русская невеста погибшего чеченца в числе других пленных женщин обесчещена его соплеменниками, которые считают русских за слабаков, но в финале автор грозит им кулаком чудом выжившей после массового расстрела героини.

Надежда Мирошниченко. Лети, душа... Стихи, чтение которых утверждает в правоте поговорки: "Простота хуже воровства" (по крайней мере в некоторых случаях).

Нина Куратова. Последняя весна. Набор банальностей, нанизанных на лаконичную curriculum vitae женолюбивого жизнелюба.

Елена Тарасова. Потерянный город. Рассказ-воспоминание о друзьях детства, которые в настоящем уже умерли или изменились.

Сергей Куняев. Русский беркут. Продолжение документальной повести о Павле Васильеве. Клычков и Клюев, дружба и предательство. Гронский, главред "Нового мира", который и журит, и помогает.

Феликс Кузнецов. Шолохов и "анти-Шолохов". Вторая глава посвящена газетным публикациям в связи с обнаружением рукописи "Тихого Дона", а также в связи с этими публикациями - полемике с версиями об авторстве Крюкова, Родионова, Севского, а также тестя Шолохова - Громославского и даже подпольного анонима, буквально сидевшего в подвале на цепи.

Константы Ильдефонс Галчинский. Конец света. Небольшая забавная поэма. Перевод и вступительная статья Анатолия Гелескула.

Максим Павлов. Машенька. Повесть о любви филолога М. и мужней жены Машеньки. Любовь кончилась, когда М. приехал к Машеньке в Германию, а она отказалась уходить от мужа-коммерсанта. Начало повести напрочь угроблено "неутолимой страстью", "жгучей виной", "использованием счастья ребенка как разменной карты в решении спорных проблем" и прочими стилистическими уродцами, но вторая половина написана неожиданно хорошо, с особым щегольством и изысканными литературными реминисценциями. Может быть, автор забыл отредактировать часть текста?

Александр Тимофеевский. Второе пришествие. "Ответь же мне, моя любимая, / Легко ль тебе в меня стреляется, / И левая не перекосится / Рука, поддерживая правую, / Чтоб у меня на переносице / Поставить точечку кровавую?"

Владислав Егоров. Непритязательные рассказы ("Стыдоба", "Завещание") о человеческих судьбах, характерах, по-разному проявляющихся в различных жизненных ситуациях. Из рассказов о хороших людях.

Наталья Белоцерковец. Кончится век┘ Перевод с украинского Инны Кабыш. "Остался только год и наступает срок / всем нам переступить затоптанный порог / и после темных стен сплошь в гнидах и клопах / увидеть свет как снег / в алмазах и слезах".

Игорь Клех. Псы Полесья. Воспоминание о водных походах советских времен, проникнутое чувством бесприютности, потерянности и отмеченное слегка обозначенными фрейдистскими мотивами.

Сергей Алиханов. Рассказы, в которых Россия предстает выжженным полем, где бродят бомжи, бандиты и алкоголики. Но беда в том, что ничего, кроме прямолинейного как дубина обличения, в рассказах этих нет.

Светлана Львова. Все времена на свете - про любовь┘ "Безумные воды хохочут, / живым истребленье пророчат. / Никто мне поверить не хочет, / что Бог не оставит Земли".

Даниил Гранин. Вечера с Петром Великим ("Сообщения и свидетельства господина М."). Окончание романа. Пациенты санатория для сердечных больных каждый вечер обсуждают личность Петра I, его деяния, заслуги и преступления. Завершается роман новеллой о последней любовнице Петра Марии Кантемир, старшей сестре поэта.

Рауль Чилачава. Грузинские рубаи. Стихи. Перевод Марины Тумановой. Автор живет в Киеве и, помимо грузинского, пишет на украинском и русском языках.

Михаил Берг. О статусе литературы. Статья. Редкостный по трезвости взгляд на место письменной культуры в современном мире - далекий как от истерического катастрофизма, так и от благодушного безмыслия.

Владимир Скиф. Светостой. "Словно печка - заря затопилась..." - и другие рискованные неологизмы среди массы громкозвучных и оттого мало трогающих поэтических строк.

МОСКВА

Владимир Еременко. Великомученица. "Мемуары", записанные со слов тетки автора - с сохранением особенностей народной речи и принципов наивного письма. Интереснейший документ с точки зрения происхождения эпоса. В некоторых фрагментах обнаруживает поразительное сходство с древнейшими прозаическими текстами, например исландскими сагами. Если бы автор текст "сочинил", это было бы свидетельством его гениальности.

Анатолий Парпара. И смутная радость прозренья... Стихи и отрывок из поэмы. Странное ощущение замершего времени - будто поэтически XX века так и не было, да и XIX наступил едва-едва...

Лидия Сычева. Ворона. Рассказ про одинокую преподавательницу-словесницу, которая вдруг находит свое счастье со студентом. Святочный рассказ в летнем номере журнала.

Ирина Ракша. В обоих чувствительных рассказах женщина выступает как явный энергетический центр жизни. "Увозят милых корабли..." - мужчина с благополучной судьбой неожиданно встречает первую любовь и вдруг понимает, что счастье было так возможно, а теперь упущено навсегда. "Переписка на машинке" - молодой провинциал нежданно-негаданно обретает в Москве друга-машинистку, которая к тому же готова в его отсутствие ходить с его стихами по редакциям.

Андрей Молчанов. Цепная реакция. Криминальная повесть, где гадко все: персонажи, совершаемые ими поступки, произносимые ими слова - но, главное, способ описания всего этого. Продолжение, увы, следует.

Владимир Бондаренко. Поединок со смертью. Статья из цикла "Дети 37-го", посвященная Владимиру Высоцкому. "Он выиграл свой поединок со смертью, достойно погибнув без всякой великой цели. Его жизнь и смерть, хотел он того или нет, стали столь необходимыми народу символами преодоления пустоты".