Вера (Катаржина Херман), Таня (Эдита Олзовка), Катя (Анна Москаль).
В ЕВРОПЕ - в ее восточной, бывшей социалистической, "половине" - новое повальное увлечение: комедия Януша Гловацкого "Четвертая сестра". Если на какой-нибудь далекой от столбовых дорог европейского театра Украине ее еще не поставили, то уж во всяком случае перевели. Что уж говорить о Польше, где пьеса Гловацкого, конечно, поставлена и пользуется успехом. В варшавском Театре Повжечни имени Зигмунта Хюбнера - тем большим, что в спектакле Владислава Ковальского трех сестер Гловацкого играют актрисы, занятые в главных ролях в "Трех сестрах" Антона Павловича Чехова.
В Москве Гловацкого знают по его пьесам "Антигона в Нью-Йорке" и "Подонки". Как и в "Антигоне в Нью-Йорке", в "Четвертой сестре" Гловацкий вновь "работает" на обочине или, если угодно, в некотором отдалении (однако - в пределах видимости) от великого сюжета. Но если в "Антигоне..." еще можно говорить о почти буквальном повторении ситуации, то в "Четвертой сестре" связь с "первоисточником" истончается и даже прерывается. Искать прототипы в чеховской пьесе - бессмысленно, Гловацкий начинает "с нуля". Разве что, как и чеховские сестры, эти, нынешние, никому не нужны.
Еще одно лестное (и явно искомое) для Гловацкого сравнение - с Горьким, у которого, как известно, среди других есть пьеса "На дне". Одна такая. У Гловацкого, кажется, все пьесы можно было бы поместить под таким заголовком, поскольку среди известных его героев сплошь - подонки, бомжи, отбросы общества. Разным может быть жанр, в котором несчастным и часто малопривлекательным персонажам приказано выжить (а кому-то и умереть), - социальная драма, социальная трагедия. Или, как в "Четвертой сестре", социальный фарс.
* * *
"Простое" добавление сестры совершенно меняет жанр. "Четвертая сестра" - чисто американская, точнее, голливудская история, где отсутствие пауз и стремительная смена "декораций", то есть бесконечные повороты колеса фортуны, мешают обдумыванию мелочей. (В описании Нью-Йорка драматург был более точен. Может быть, потому, что сам живет в этом городе. В Москву Гловацкий приезжал на премьеру "Антигоны..." и, вероятно, за недостатком реальных впечатлений дорисовывал картины русской жизни по чужим телевизионным "заметкам", вылавливая привлекательные детали из сумбура криминальных и политических новостей.) Жанр - экшн - несется вперед со скоростью, которую легко развить на американском автобане, но которую не позволит себе даже самый смелый гонщик на "Жигулях" на российской проселочной дороге. Прежде я полагал и даже имел случай удостовериться в том, что знание русского обеспечивает некоторое понимание польского языка. На "Четвертой сестре" я не разбирал ни смысла, ни самих слов, за исключением редких упоминаний Достоевского да русских имен героев. Потом выяснилось, что даже среди поляков были недовольные актерской скороговоркой. То, что я недопонял, мне рассказал потом украинский драматург Александр Ирванец.
* * *
Спектакль начинается с "середины". Оскаровская церемония в Голливуде, номинация "Лучший документальный фильм". Показывают несколько фрагментов. Затем объявляют: в номинации лучший документальный фильм премия вручается Джону Фримэну за фильм "Дети Москвы", исполнительница главной роли - Соня Онищенко. Джон выходит на сцену вместе с нескладной Соней. Свет гаснет. Когда сцена освещается снова, на ней - убогая обстановка: кровать, за ней - электрическая плита, платяной шкаф с вечно открытыми дверцами... На кровати сидят генерал и бабушка, в руках у генерала - бутылка водки, у обоих - стаканы. Пьют, не закусывая. Генерал, отец трех сестер, сейчас на пенсии - его отправили в отставку после того, как уехал в Америку его брат. Кроме трех дочерей, в его доме живет еще Коля, сирота, подобранный им на улице. Теперь он подает тапочки, трет полы и раскладывает по местам вещи. Генерал, который по-прежнему носит военный китель, только что вычитал в "Комсомольской правде", какие деньги зарабатывает Михаил Барышников, и мечтает, как его младшая дочка, которая учится танцам, будет получать такие же миллионные гонорары: "Из нее была бы прима-балерина, вторая Плисецкая". Пока, правда, он не заплатил за ее уроки, и ее выгоняют из школы.
Бабушка, которая живет этажом выше, говорит: "После каждой полбутылки надо к окну подойти, подышать, но без сигареты: здоровье надо беречь". На кровати, под простыней, - мертвая жена генерала. За вынос тела с первого этажа запросили 600 долларов, и генерал с бабушкой решают справиться своими силами: "Страшно услуги подорожали!" Уносят Наталью Петровну. Потом возвращаются, снова выпивают и запивают водку компотом.
В следующей сцене старшая сестра Вера, которая работает в Госдуме, приносит с работы новые туфли. Сестры любуются ими: "Натовские┘" Примеряют, но ни одной из них они не подходят (привет от "Золушки"!). Даже на шерстяной носок. Ни Вере, любовнице политика-националиста, ни Кате, которая работает в цирке и ворует у тигра мясо, ни школьнице Тане, обреченной не стать второй Плисецкой. Из-под паркетины Катя достает поллитровку, разливает, сестры пьют и, обнявшись, поют, хором "Выхожу я на дорогу┘"
Затемнение. Свет. Сцена в сквере или в парке. Свидание Веры с высокопоставленным политиком Юрием. На бегу - садятся на скамейку, он быстро расстегивает штаны и направляет ее голову в нужную сторону. Бдительный милиционер выскакивает из-за кустов: "Вы тут чем занимаетесь? Документы!" Политик вскакивает, милиционер отступает: "Ой, простите, Юрий Алексеевич! Не признал". Но лирического продолжения не получается. Мобильный телефон возвращает политика к судьбам родины.
Снова - квартира. В комнату вбегает "бабушка", бежит к окну, распахивает его, смотрит вверх, потом - вниз. Плачет. Оказывается, ее сына Костю за какие-то долги выбросили из окна. Она думала успеть его подхватить. Но Костя упал на газон и спасся. Жизнь учит быть жестоким: "Тебя выбрасывают, это называется инвестициями, а потом будешь выбрасывать ты". Через сцену на своей тачке проезжает инвалид с аккордеоном.
Когда-то Костя окончил МГУ имени Ломоносова, но теперь пускает на папиросы то, что осталось от недописанной диссертации о "Гамлете". "Бабушка", однако, его оправдывает: "Костя не бандит, он - бизнесмен". В его комнате, похожей на склад, коробки из-под телевизоров и видеомагнитофонов соседствуют с "горкой" автомобильных покрышек. Костя нюхает наркотики и дает Тане. Та пробует, ей не нравится. В ту же минуту в квартиру входят двое - молодой человек в кожаном пальто, из-под которого выглядывает дуло Калашникова, и народный артист Иван Павлович Петров из ГАБТа. По заданию мафии он выполняет спецпоручения. Когда его узнают, он дежурным жестом вынимает из внутреннего кармана фотокарточку, надписывает и дарит. После того, как они уходят, Костя принимается звонить по друзьям в поисках денег. Некий Абдулла предлагает ему организовать маленькое танковое сражение, в ходе которого "затеряется" 20 танков: будет подбито 40, а надо будет сказать, что - 60┘
Резкий поворот сюжета: Катя влюбляется в американского режиссера-документалиста Джона Фримэна, который приехал в Россию, чтобы снять фильм "Дети Москвы". Фримэн ищет проститутку на главную роль. И сестры обращают свои взоры к Николке. Надевают на него платье, находят те самые туфли - из начала пьесы, туфли ему оказываются впору. Коля становится "собирательной" проституткой Соней Онищенко, четвертой сестрой. Каждая из сестер вкладывает в ее уста частицу своей жизни. На кинопробах она рассказывает про то, как папа воровал мясо в зоопарке, про первого мужчину-политика. На вопрос: "Есть ли у тебя родные?" Соня отвечает: "Три сестры".
Генерал сокрушается: "Черножопцы бомбы подкладывают". Бабушка реагирует на это философски: "Может, это кара? Царя убили, царевичей, может быть, в этом столетии дьявол поселился в Москве навсегда?!" По радио передают срочное сообщение: долгожданное перемирие прервано, в ходе танкового сражения потеряно 60 танков.
Дальше - как в калейдоскопе. Костя собирается жениться на Тане, она в свадебном платье открывает ему дверь, он обнимает ее, отходит, оставляя на платье кровавое пятно. И - падает замертво на ту самую кровать, где в начале пьесы лежала Наталья Петровна. В квартиру входят бандиты, Таня выхватывает у одного из них автомат, стреляет, но оказывается, что мафиози носят пуленепробиваемые жилеты. Генерал снова пьет, приговаривая, что водка опять подорожала. Но опечален он не только этим. Он прочел в газете, что в Москве объявился вампир, который убивает, насилует, а потом съедает левую ногу своей жертвы. За его поимку обещано 30 тысяч долларов. И генерал решает сдаться в милицию, хоть и сознает, что "все остальное он еще может, но вот ногу съесть - никак". Думает: "Мне-то что, а детям хоть деньги достанутся". Но таких умников в милицию пришло очень много.
Тут выясняется, что Костю убили по ошибке, и потому мафия берет организацию похорон на себя. И обещает поставить ему бронзовый памятник в натуральную величину и с мобильным телефоном в руке.
Разговоры о том, что надо уезжать за границу, перебивают внезапные роды какой-то из сестер. За ними, безо всяких пауз и причин, - стрельба, в которой гибнут все, кроме бабушки. В жизнеутверждающем финале на фоне памятника она рекламирует пуленепробиваемые жилеты.
Бонн-Москва