Человек и верблюд в фильме режиссера Ежи Штура "Большой зверь".
ВСЕ-ТАКИ не зря журнал Variety назвал Карловарский кинофестиваль одним из самых гостеприимных кинофестивалей в мире. Что есть - то есть - местный кинофорум славится своей демократичностью. Правда, иногда в душе проклянешь любые проявления местной демократии - например, когда утром, чтобы попасть на ранний пресс-показ, пробираешься ко входу в гостиницу "Термал" через тела в спальных мешках, а по окрестностям пресс-центра бродит невыспавшаяся молодежь с зубными щетками в руках. Кажется, вся чешская молодежь, имеющая хоть какое-то отношение к кино, получает аккредитацию на фестиваль в первую очередь. Из восьми с половиной тысяч гостей - четыре с половиной тысячи чешских студентов, шестьсот киношников со всего мира и семьсот журналистов.
В нашем мире - печально ли это, радостно ли - все, как показывает опыт, повторяется. Нынешний Карловарский фестиваль - лучшее тому подтверждение. Причем старое возвращается и повторяется не в новом внутреннем осмыслении. Да что там осмысление - некоторые режиссеры не удосуживаются даже исхитриться по части формальных новшеств. Вот, казалось бы, Европа радостно распахнула двери навстречу азиатскому кинематографу, рассчитывая на свежие вливания в заметно законсервированное в собственном соку собственное кино. На последнем Каннском фестивале десант из Азии буквально подмял под себя Европу и Америку, увезя в разные страны Востока большую часть призов. Но что было справедливо, то справедливо. Высадка в Карловых Варах азиатского кино выглядит детской попыткой подыграть "старшему брату" - Каннскому фестивалю. "Восточные гости" здесь - словно близнецы-братья, словно специально найденные на просторах Востока и высаженные на чешскую землю. К примеру, с промежутком в сутки показывают два конкурсных фильма - корейский и японский. Один называется лаконично "Любовь", другой - почти так же лаконично - "Первая любовь".
В "Любви" у мальчика смертельно болен отец, и мальчик колесит по стране в поисках положительных эмоций для отца. В "Первой любви" у девочки смертельно больна мать, и японская девочка занимается примерно тем же самым, чем и корейский мальчик. Сказать, что слабые работы - вроде бы и не скажешь, однако жанр сентиментального путешествия с печальным концом в кинематографе в последнее время становится общим местом. Причем, надо заметить, видели мы образцы этого жанра и посильнее - вспомнить хотя бы "Вечность и один день" Тео Ангелопулоса или "Кикуджиро" Такеши Китано.
Кажется, ничто не приветствуется в Карловых Варах больше, чем сентиментальность. Быть может, это еще заявляет о себе загадочная славянская душа или миф о ней, столь старательно поддерживаемый многими восточноевропейскими режиссерами? В прошлом году слезоточивый фильм о русских эмигрантах в Израиле "Друзья Яны" обеспечил израильскому режиссеру Арику Каплуну каловарский "Хрустальный глобус". В этом году, если позывы загадочной славянской души не утихнут, ничто не помешает известному польскому актеру Ежи Штуру (в России его знают по фильмам "Новые амазонки", "Три цвета. Белый", "Дежа вю"), ступившему недавно на режиссерскую стезю, увезти "Хрустальный глобус" в Варшаву. На мировой премьере в Карловых Варах его фильма "Большой зверь" зал откровенно хлюпал от еле сдерживаемых слез. История действительно хватает за душу мертвой хваткой. Банковский служащий завел... верблюда. И, отринутые железобетонным обществом, остаются втроем три любящие, но такие одинокие в этом мире души - герой, преданная жена и верблюд. Не очень, правда, понятно, почему режиссер решил отнести действие в 70-е. Может, именно верблюд стал для героя отдушиной в тоталитарной стране, чье общество больше смахивает на зверье, чем натуральный зверь? Но думается, что самое демократическое общество вряд ли распахнет свои объятия навстречу чудаку-клерку с его подозрительным двугорбым другом. Так что противопоставление "тоталитарный режим - верблюд" слабо выдерживает критику. Кстати, на премьеру "Большого зверья" прибыл лично президент Чешской Республики Вацлав Гавел. Остался, говорят, весьма доволен.
Карловы Вары