Мораль сей басни такова...

	Франсуа Озон.

В МОСКВЕ (в кинотеатре "Художественный") и в Санкт-Петербурге (на Фестивале фестивалей) прошел показ трех полнометражных работ (питерские зрители увидели также ряд короткометражек) ныне модного французского режиссера Франсуа Озона, который вопреки распространенной информации войдет в "возраст Христа" лишь через четыре месяца. Но можно считать, что он уже произнес свою "нагорную проповедь", из которой становятся ясны "новые заповеди" сегодняшнего возмутителя спокойствия, с несомненным удовольствием играющего роль эпатирующего провокатора.

Рекламная кампания российских прокатчиков (в рамках акции "Другое кино", проводимой фирмами "Кармен" и "Интерсинема", а также Кириллом Разлоговым) тоже построена на педалировании всевозможных нарушений норм общепринятой морали, которые совершает дерзкий автор, демонстрируя на экране гомосексуализм, садомазохизм, инцест, каннибализм, зоофилию и просто секс и насилие. Кого-то это привлечет, кого-то сразу же оттолкнет.

"Перестраховщикам" хотелось бы немедленно сообщить, что скандальное и вызывающее в фильмах Франсуа Озона - не более чем ширма, тот театральный занавес и прочие явные сценические условности, которые режиссер намеренно открывает перед зрителями, не отрекаясь, что всего лишь играет с экранной реальностью. Очевиднее это в "Ситкоме" (1998) - но ни русское название "Крысятник", ни подзаголовок "Комедия положений" не передают истинной сути предпринятой Озоном в первой полнометражной работе язвительной операции по развенчанию и переосмыслению типичного западного тележанра, который следовало бы определить как комический вариант слезливых "мыльных опер". Эти самые ситкомы тоже ведь рассчитаны на добропорядочных домохозяек, которым, кроме желания растрогаться, еще хочется и посмеяться над семейно-любовными проблемами телевизионных персонажей.

В озоновском "Ситкоме" прием театра в кино или кино в театре (кому как нравится!) обнажен настолько, что это делает картину тавтологичной. Ну сколько мы видели антибуржуазных эпатирующих притч о разложении чинных и благовоспитанных семейств, предающихся "большой жратве", повальному разврату, тотальному самоистреблению! Мораль поведанной басни кажется лежащей на поверхности, подобно той белой крысе, невольной виновнице всех случившихся безобразий, которая в финале как ни в чем не бывало жива и здоровехонька выползает на надгробный камень. Однако подлинный смысл "Ситкома", исполненного еще по-юношески и с потребностью сильно удивить мир ("смотрите, я пришел!"), проясняется, пожалуй, лишь после знакомства со второй полнометражной лентой "Криминальные любовники" (1999).

И эту довольно странную и еще более мрачную картину о юноше и девушке, которые чуть ли не на спор убили своего сверстника, увезли в лес и закопали, а потом сами оказались жертвами некоего насильника-людоеда, трактовали преимущественно по внешнему слою - то в духе Жан-Люка Годара (наверное, периода "Уик-энда"), то в стиле всем известных сказок, тем более что и героиню зовут Алисой. Хотя как раз в "Криминальных любовниках" определеннее и четче проявилось то, что присутствует опять в несколько театрализованной форме в осуществленной в том же 1999 году экранизации ранней пьесы "Капли на раскаленных камнях" Райнера Вернера Фассбиндера, одного из любимых режиссеров Франсуа Озона.

В эпоху отсутствия нравственных ориентиров, когда одно лишь напоминание о законах этики и морали является чем-то предосудительным, Озон как будто оправдывает свою "говорящую фамилию", методом от противного доказывая необходимость существования неких человеческих ценностей и вообще неотвратимость кары, хотя ее носителем может оказаться вовсе не Deus ex machina. Легче всего увидеть в "Ситкоме" хохмаческий парафраз на темы "Теоремы" Пьера Паоло Пазолини или произведений Луиса Бунюэля, а молодому постановщику попенять на разностильность и полную нелогичность повествования. Но приходит-то он к выводу о том, что белая крыса, принесенная в дом отцом семейства, конечно же, выступая в качестве своего рода катализатора зреющих губительных процессов разрушения, является всего лишь слепым орудием в руках главного манипулятора, который и должен принять в финале заслуженное наказание. Вот и в "Криминальных любовниках" новоявленные Адам и Ева, совершившие более страшный, чем плотское познание друг друга, настоящий смертоубийственный грех, должны расплачиваться за это животным страхом перед подобием первобытного человека, который вульгарно и грубо вершит свой суд над ними - за что потом и сам просто обязан испытать кару, пусть юный Люк зря кричит полицейским, что этот зверь в людском обличье совсем не виноват. Невиннее всех, пожалуй, именно Люк, поддавшийся сексуально-ревнивым провокациям Алисы и согласившийся помочь ей убить Саида. В ходе этих рассуждений нетрудно угадать, кто же, по мысли Франсуа Озона, должен первым понести смертельное воздаяние. Очередного манипулятора во что бы то ни стало следует решительно и бесповоротно удалить со сцены - чем не пример приверженности автора морализму?!

Тема манипулирования в отношениях людей друг с другом не случайно становится главной в фильме по пьесе Райнера Вернера Фассбиндера, для которого это являлось самым больным нервом на протяжении всей жизни и творчества - наряду с идеальным стремлением к недостижимой любви (хотя Франсуа Озон почему-то склонен считать по-юношески наивной фассбиндеровскую фразу "Любви не существует, есть только возможность любви"). И 19-летний Франц, получивший излюбленный псевдоним Фассбиндера в честь Франца Биберкопфа из романа "Берлин, Александерплац", оказывается его несомненным "альтер эго" с пророчески угаданным (почти за два десятка лет до смерти от передозировки) трагическим исходом своей судьбы. Кстати, русский перевод названия ленты, сделанный с французских и английских версий, все-таки не соответствует немецкому оригиналу. Tropfen auf heissen Steine - это отнюдь не "Капли дождя на раскаленных скалах". Райнер Вернер Фассбиндер не уточняет, какие же капли имеются в виду - воды, дождя, слез, алкоголя, введенного в вену наркотика или же принятого яда? Тем более нет речи о скалах, а под "раскаленными камнями" в этой истории человеческих страстей, принципиально (почти классицистски) замкнутой в четырех стенах, может пониматься даже пресловутый семейный очаг, который тут явно нетрадиционен и из гомосексуального дуэта грозит превратиться вообще в промискуитетный квартет, то есть в "групповуху".

Но финальный поступок Франца (между прочим, в творчестве Франсуа Озона этого героя можно считать развитием образов Николя из "Ситкома" и Люка из "Криминальных любовников"), оплаканный из трех остальных персонажей только лишь Верой, не позволяет этой хитрой манипуляции случиться. Казалось бы, в данном случае доморощенный демиург, усиленно молодящийся коммивояжер Леопольд, празднует моральную победу над всеми, подчинив их своей извращенной воле. Однако, будучи особым "продолжением" других озоновских типов (отца из "Ситкома" и лесного каннибала из "Криминальных любовников"), он однозначно неприемлем для автора, меняющего тактику вынесения смертельных приговоров, иначе наказывая манипулятора - а именно лишая его самого ценного объекта влияния.

Франсуа Озон все явственнее наследует в кино как раз Райнеру Вернеру Фассбиндеру (знаменательно, что лента "Капли на раскаленных камнях" участвовала в конкурсе Берлина-2000, правда, отмечена лишь призом "Тедди" от гомосексуального жюри) и, судя по заканчиваемой им картине "Под песком", начинает тяготеть к мелодраме. Это позволяет предположить похвальную эволюцию французского режиссера от дерзкого, но преходящего эпатажа по направлению к глубоким человеческим историям. Вот и вся мораль, вытекающая из знакомства с этим автором на 33-м году его жизни. Кстати, Фассбиндер именно в данном возрасте пришел к перемене жанра и стиля в национальной мелодраме "Замужество Марии Браун", с которой начался зрелый период его творчества.