Не прошло и двух недель после истечения того срока, который министр культуры Михаил Швыдкой дал сам себе на то, чтобы найти преемника уволенному им в отставку Евгению Светланову, как музыкантам и публике Большого зала консерватории был официально со сцены представлен новый шеф и худрук Василий Синайский. Его послужной список включает солидные лауреатские звания, титул народного артиста Латвии за работу с оркестром в Риге и семилетнее руководство оркестром Московской филармонии в 90-е. Деятельность маэстро на новом посту началась с довольно громко, напористо и крепко сыгранной бетховенской увертюры "Кориолан", которой предшествовала небольшая "фрейдистская оговорка" - в психоанализе принято истолковывать оговорки как проявление желания что-либо скрыть. Министр без запинки произнес длиннейшее официальное имя коллектива, а потом добавил к нему еще и словосочетание "...имени Светланова", что вызвало легкое недоумение у оркестрантов, но вряд ли было многими замечено в зале.
Оркестр, который еще десять лет назад считался первым в стране, с весьма раскрученной торговой маркой "The USSR State Symphony", ныне нуждается в серьезной терапии. Еще до того, как стала известна фамилия главного дирижера, министерство пообещало ему не только должностной оклад в тысячу-полторы долларов США, но и уплату за казенный счет всех возможных неустоек по зарубежным контрактам, если таковые обнаружатся. У Василия Синайского имеются регулярные ангажементы с неплохими оркестрами Европы, включая знаменитый оркестр ВВС в Лондоне. На статусную должность нужен был человек не только трудолюбивый и мастеровитый, но и известный, а это автоматически означает приглашения выступать не только с Госоркестром.
Кроме увертюры и Четвертого клавирного концерта Бетховена (где авторитетно солировал Николай Петров), инаугурационный вечер еще включал две симфонические поэмы Рихарда Штрауса: "Смерть и просветление" и "Дон Жуан" в почти бешеном темпе. Выбор музыки двух немецких классиков двух веков очень характерен, как и результат этого выбора, - получилась живая иллюстрация к поэме Гоголя "Мертвые души" (глава о помещике Плюшкине с поправкой на музыкальные реалии рубежа наших веков), и выглядела она следующим образом. Остов и колеса госоркестровского "танка" еще годны в дело, но явная "ржавчина" в звуке дает себя знать. Причем не на сложном рельефе, а на плоских, ровных и открытых местах сочинений, именно там, где надо - согласно указаниям композиторов - взять сразу и чисто какой-нибудь массивный аккорд и держать его ровно столько, сколько написано в нотных чертежах. Массивность и чистота пока встречаются в концертном звучании оркестра только по отдельности, совместить их Василию Синайскому не очень удалось. Отменные манеры, предупредительность и внятный быстрый жест, которому учат в Петербургской консерватории, маэстро продемонстрировал без особого труда. Но теперь на нем лежит ответственность не только за строй, ансамбль и уверенную игру музыкантов, но и за выживание Госоркестра.
Днем раньше на той же сцене играли по совсем другим правилам примерно в ту же симфоническую игру. Глава самого крупного и престижного оперного театра Италии, который именуется "Театр на лестнице" (Teatro alla Scala), - дирижер со всемирно знаменитыми руками и мимикой Риккардо Мути - как раз ехал из Милана в Петербург на фестиваль "Звезды Белых ночей" - кстати, по приглашению коллеги и соученика Василия Синайского Валерия Гергиева. И вышло так, что попутно он дал концерт в Большом зале Московской консерватории с так называемым Филармоническим оркестром вверенного его заботам театра. "Philharmonia della Scala" - живое доказательство того, что традиция "потемкинских деревень" существует не только в России. Это не те музыканты, которые играют в яме, сопровождая ежедневные спектакли на славной сцене, а специальное гастрольное подразделение, с которым Мути часто записывается и перемещается по миру, представляя "Скала" с самой лучшей музыкальной стороны. Кроме двух увертюр Верди и Элгара общей длительностью около трети часа, в афише стояла еще и так называемая Большая (часовая) до-мажорная симфония признанного мастера "божественных длиннот" Франца Шуберта. Все выглядело бы очень достоверным подобием генеральной репетиции перед петербургским выступлением, если бы не высочайшее посещение Большого зала, из-за которого концерт задержали больше чем на полтора часа - то есть на полную его длину. Избранная публика, которой самые дорогие билеты в партер обошлись в рекордную сумму 5600 рублей, наверное, очень бы радовалась тому, что ее музыкальные вкусы наконец-то совпали со вкусами президента России, если бы не рамка с металлоискателем при входе, оцепление, ожидание и перепутанные волей случая фамилии двух знаменитостей, которые к концу вечера звучали в устах слушателей как одна: "Риккардо Пути"...
Увертюры миланские филармонисты играли отточенно, вместе, благородно и свободно, особенно когда их шеф скачкообразно менял темпы и прятался под пульт, чтобы получить от оркестра эффект неожиданного пианиссимо, - и, разумеется, получал. Или, наоборот, артистично взлетал над дирижерской подставкой, как гимнаст, чтобы озвучить сочную, броскую кульминацию (и тоже желаемый эффект получал сполна)... Говорящие руки и звуковая жестикуляция, искусством которой этот оркестр владеет давно и легко, превратили одну длинную дистанцию в несколько коротких, отчего Шуберт стал неожиданно пританцовывать и оказался - при всей серьезности - на редкость пластичным и эластичным композитором. Правда, по этой же причине самый радостный образчик венского симфонизма стал звучать, как музыка Нино Рота к фильмам Феллини: колко, с донжуанской пылкостью, чуть заметной иронией и невыносимой легкостью. Плюс качество звука, вполне стандартное и неудивительное для музыкантов, привыкших к жесткой, точной и скоростной игре "на внимание" под гласным надзором все видящего и слышащего маэстро.
По последним сведениям из Нью-Йорка, тамошний филармонический оркестр в настоящее время ведет с Риккардо Мути переговоры о должности худрука и главного дирижера. Предложенные со стороны условия (2 миллиона долларов в год при обязательной занятости на две недели в сезон) еще не приняты, но и не отвергнуты. И это еще один красноречивый факт, говорящий даже лучше всяких концертов о вредности профессии дирижера.