Эфрос - режиссер великих рефлексий |
АНАТОЛИЙ ЭФРОС принадлежит к тем поколениям, которые создали театральную эпоху cередины 50-х - середины 80-х годов. Он не просто был, наверное, одним из самых высокоинтеллигентных режиссеров. Он органично совпал с возможностями и потребностями того времени, когда интеллигенция мыслила себя символом и выразителем общенациональных проблем и была способна соответствовать этой роли. Когда никому не приходило в голову ждать от театра легкости и ненавязчивости, поскольку вообще были в моде развлечения интеллектуальные. Когда театр являлся центром размышлений на темы общественной значимости.
Авторский стиль Эфроса-режиссера оказался полностью слит воедино с проявлением личной гражданственности Эфроса - частного человека. Собственно, само искусство для Анатолия Эфроса было процессом эстетической рефлексии по поводу состояния социума и личности в нем. Внутренним сюжетным лейтмотивом Эфроса оказывался театральный рассказ советской интеллигенции про ее же собственные свойства и существование. Вероятно, именно эта заведомая и недемонстративная актуальность эстетики Эфроса обусловливала вдохновенный подъем тем театрам, куда он приходил работать. При нем Центральный детский театр перестал быть чисто детским и по традиции консервативным, а потому периферийным. С именем Эфроса связан докоммерческий расцвет "Ленкома", тогда еще Театра имени Ленинского комсомола. В бытность Эфроса Театр на Малой Бронной стал центром не только сугубо театральной, но вообще духовной жизни Москвы. Спектакли "Месяц в деревне", "Женитьба", "Ромео и Джульетта", "Отелло", "Дон Жуан", "Человек со стороны" и многие другие превратились в легенды нашего театрального расцвета середины ХХ столетия. В театре Эфроса развернулся универсальный внежанровый артистизм Ольги Яковлевой. Анатолий Эфрос как никто другой умел гениально рисковать, игнорируя хотя бы и самые относительные рамки амплуа. Он часто побуждал актеров идти наперекор специфике их фактуры и темперамента, воздействуя прежде всего своим индивидуальным ощущением неисчерпаемого драматизма бытия. Без Эфроса у нас не было бы такого Дон Жуана и такого Отелло, какими их сыграл Николай Волков. Без работ в эфросовских постановках будут неполными биографии Олега Даля и Андрея Миронова, Валентина Гафта и Леонида Броневого, Станислава Любшина и Анастасии Вертинской, Аллы Демидовой и Юрия Богатырева, Валерия Золотухина и Владимира Высоцкого, других уникальных актеров.
Даже трагический и во многом роковой приход Эфроса на Таганку в отсутствие Юрия Любимова стал последним предзакатным всплеском таганской эстетики. Эфрос не мог естественно и органично продолжить историю Таганки. Но ему выпало подвести ее первый итог, а заодно и завершить там собственную творческую биографию, что само по себе обладает некоторой внутренней логикой. В возобновленном "Вишневом саде", в постановках "На дне", "Мизантроп", "Прекрасное воскресение для пикника" Эфрос напоследок соединил свой психологический импрессионизм с колючим брехтовским драматизмом таганковцев. Дополнил свою бесплотную атмосферность, в которой тонет и никак не ощущается сознательная сделанность, открытой игровой условностью.
Это была режиссура, предельно аскетично относящаяся к приему, к сценическому эффекту, к режиссированию как таковому. И предельно щедрая на философию концептуальность. Эфрос никогда не стремился к откровенной публицистике с подмостков, никогда не занимался прямой модернизацией классических пьес. Но в его на редкость театральном сознании существовало в основном настоящее время, животрепещущая непредсказуемость текущего момента, который затмевает своей значимостью любые исторические дали и оставляет Здесь и Сейчас как самые существенные координаты. В этих координатах и происходило обычно действие эфросовских спектаклей, превращаясь в подспудный диспут о том времени, в котором живут режиссер, актеры и зрители. Благодаря Эфросу исчезла дистанция между советскими людьми и героями Мольера, да и самим французским драматургом. А трагические Пушкин и Шекспир обрели чеховскую меланхолию и эскизность. Они стали нашими современными драматургами, вместе с которыми мы можем осмысливать свою внутреннюю сущность не менее точно и глубоко, чем с более близкими Чеховым, Тургеневым и Толстым. А Розов, Арбузов, Радзинский, Дворецкий пропитались ощущением культурной перспективы, ввиду которой они оказывались не просто современными драматургами, но невольными историками, фиксирующими хронику современного периода. Анатолий Эфрос создал свой неповторимый телевизионный театр, в котором воплотил ценность неспешных мгновений и пауз душевной жизни персонажей. Сейчас юбилей Анатолия Эфроса невозможно отмечать без ностальгии по тем временам, когда создание спектакля виделось делом абсолютно самодостаточным и всеобъемлющим. Когда сверхзадачей режиссуры мыслилась прежде всего интерпретация современности. Когда театр разговаривал со зрителем на общепонятном языке. И когда театр всякий раз точно знал, что именно он хочет сказать обществу, лучшей частью которого он и является.