Оптимизм во веки веков

	Сцена из балета "Огороженный сад" Начо Дуато.

КРАКОВ, объявленный одной из восьми культурных столиц Европы-2000, начал отмечать юбилей еще в 1996 году. Сначала был фестиваль Анджея Вайды, потом - встречи с польскими нобелевскими лауреатами, затем Кшиштоф Пендерецкий символизировал Год музыки... 2000 год в Кракове проходит в воспоминаниях о еврейских традициях - четверть городского населения до войны (65 тысяч человек) составляли евреи, погибшие потом в лагерях. Иудейской спиритуальности посвящена открывающаяся через месяц большая выставка "Сила традиций". Гордость города - королевский замок Вавель - и тот "подгадал" с собственным юбилеем к общему: сейчас там открылась экспозиция "Вавель: 1000-2000". Прочие вечные ценности - будь то "Дама с горностаем" Леонардо да Винчи в музее Чарторыйских или знаменитый готический алтарь Вита Сквоша в костеле Святой Марии - сегодня делят туристское внимание с выставкой каталонского искусства XX века "от Миро до Дали" и многочисленными программами по всем видам искусств, вплоть до виртуальных.

Хотя в городе нет стационарного музыкального театра, танец здесь любят. Предусмотрено две параллельных программы: летний балетный фестиваль (с участием знаменитых трупп - компании Хосе Лимона и Балле Рамбер) и традиционный фестиваль "Краковская балетная весна", организуемый уже в седьмой раз на сцене местного театра имени Юлиуша Словацкого.

Фестиваль, хоть и называется "Балетной весной", заканчивается в сентябре гастролями израильской труппы "Батшева", в которой ставит Охад Нахарин, мировая балетмейстерская звезда последних лет, последний ученик великой Марты Греам. Краков уже принял французскую компанию Филиппа Декуфле со спектаклем "Тритон-2" - танцевальной иронией на темы греческих мифов. Летом прибудет Санкт-Петербургский театр балета Бориса Эйфмана, который прокатывает по миру своего "Русского Гамлета". Надрывный стиль питерского творца полюбился западным славянам за то же, что и восточным, - в местном пресс-релизе написано про "полные пламенных страстей истории о людях, воплотивших в танце необыкновенные эмоции". Балет театра "Ла Скала" покажет спектакль "Великий Гэтсби" по роману Фрэнсиса Скотта Фицджеральда в постановке Андре Проковского, французского хореографа русского происхождения, увлекающегося сюжетно-костюмными балетными мелодрамами. (Он когда-то поставил в Мариинском театре балет "Анна Каренина", ненадолго задержавшийся в репертуаре.)

Открылся же фестиваль двумя программами американской труппы "Hubbard Street Dance Chicago". Труппа существует 23 года, ее основатель - танцовщик и хореограф Луи Конте, участник постановок Боба Фосса, режиссер мюзиклов и автор танцев для Мадонны в фильме "A League of Their Own". Труппа организована по типичному международному образцу - танцовщики из разных стран (в данном случае из пяти) и многих американских штатов от Аляски до Гавай, окончившие, как правило, данс-факультеты колледжей и университетов, смешиваются в общем котле. В колледжах танцовщики получают крепкую профессиональную подготовку. Осваивают разные техники танца - классику, джаз, модерн во всех видах. Потом они кочуют из труппы в труппу, совершенствуясь на постановках разных хореографов - и одновременно приобретая некую среднеарифметическую манеру исполнения, отчего и разные балеты начинают выглядеть одинаково. Эта манера означает всеобщую техническую и эмоциональную ровность, постоянную, доходящую до автоматизма, точность танца (никто никогда нигде не ошибается), мгновенное переключение эмоций, не зависящее от личного темперамента артиста, и как следствие полное отсутствие каких-либо амплуа. Все взаимозаменяемы, могут исполнить любое желание хореографа, вызывают восхищение телесной ловкостью - и обескураживают художественной неразличимостью. Но одновременно это - идеальный ансамбль, строительный материал для постановщиков, годящийся для возведения любой танцевальной конструкции.

Бродвейское прошлое основателя наложило неизгладимый отпечаток на творческий лик труппы: артисты из Чикаго боятся чрезмерного сценического умствования, предпочитая ему крепкую зрелищность, веселье и главное - американский неиссякаемый оптимизм. Программы обоих вечеров строились по единому принципу: один "серьезный" балет для затравки, потом - шлягеры для развлечения публики.

Самым интересным были два балета Начо Дуато. Этот выдающийся хореограф современности, руководитель Королевского балета в Мадриде, ставит сейчас по всему миру (только что он получил приз "Бенуа де ла Данс" за балет "Многогранность. Формы тишины и пустоты", сделанный в Веймаре). Американцы показали его "Rassemblement" ("The gathering"), что с одинаковой достоверностью для контекста спектакля может быть переведено и как "Собирание", и как "Нарыв", - и "Jardi Tancat" ("Enclosed garden"), то есть "Огороженный сад". Балеты Дуато выдают происхождение хореографа, в них пламенеет страстная и сумрачная напряженность испанского барокко, впечатления от полотен Эль Греко и архитектуры Эскориала. Эту же сгущенную до квинтэссенции яростность эмоций Дуато ощущает в фольклоре, который для него - не последнее прибежище усталого интеллекта, но источник фундаментального тока жизни. Поэтому музыка его балетов - обработки песен гаитянских рабов или каталонских крестьян. В своих композициях Дуато не использует напрямую элементы фламенко и прочих иберийских танцев, не делает никаких стилизаций и смешений андалусского с модернистским. Его танцы абстрактны для любителей спрашивать "о чем балет?" и конкретно всечеловечны, как всечеловечны ритуал и экстаз. Хореограф манипулирует человеческими телами в пространстве - от подчеркнуто тяжелой земли-почвы до подчеркнуто легких отрывов от нее, заставляет танцовщиков до предела выжимать энергию из порыва и жеста. Чтобы понять, что такое плакать и торжествовать движением, - надо смотреть балеты Дуато.

Особняком стоит в программе балет Иржи Килиана: на его показе зрители хохотали, но самых прозорливых мороз пробирал по коже - опус забавен на первый взгляд и жуток при пристальном рассмотрении. "Шесть немецких танцев" московским зрителям знакомы по гастролям килиановской труппы "Нидерландский театр танца". Но в американском варианте Килиан сделал другие акценты. Спектакль стал пронзительно злым, юмористическое наблюдение за свободными нравами и дежурным флиртом XVIII столетия превратилось в чреватые роком игры маркиза де Сада. Здесь безразлично таскают друг друга за волосы и небрежно отсекают голову шпагой, жуя яблоко. Герои - уже не аристократы с гротескно-галантными манерами, но восставшие из могил жертвы гильотин Французской революции. К музыке Моцарта, написанной им в роковом 1789 году, добавлены периодически возникающие барабанные раскаты, внезапные затемнения и финальный каскад мыльных пузырей, падающих из-под колосников. Балет построен в черно-белой графике - "ночь" бархатного задника и кулис, "день" ослепительно белых, обсыпанных пудрой танцовщиков. Дерганые ужимки полураздетых, щеголяющих в исподних панталонах, корсетах и нижних юбках призрачных героев - воплощение классического "все проходит".

На этих балетах и закончилась "философская" часть выступлений американцев. Остальное было чистым развлечением, сделанным, впрочем, профессиональными руками молодых американских хореографов. Дуэт Харрисона Мак-Элдоуни на музыку Айры и Джорджа Гершвинов: стук каблучков, брейк с твистом, жаркие объятия дансинга в стиле "давай назовем все своими именами", пестрая рубашка на танцовщике а-ля "спасатели Малибу", уличная нежность ("Let"s call the whole thing off"). Чистая безделушка Дэвида Парсонса, точно описанная в программе как "балет на музыку Россини для семи танцовщиков и одного конверта" с так до конца и неизвестным посланием (конверт уморительно - с пластикой рук локтями вперед - передают из рук в руки без видимой цели, что создает атмосферу зыбкого абсурда). "Квартет для четырех" Кевина О"Дея - под игру "Кронос-квартета" улыбчиво и отстраненно танцуют четверо, периодически уменьшающиеся в количестве до трех, двух и одного. В этом же смысловом ряду - знаменитые "Девять песен Синатры", поставленные не менее знаменитой Твайлой Тарп; смокинги, галстуки-бабочки, маленькие платья для коктейлей, лакированные ботинки - и кружение пар светского парти. В этом вихре когда-то блистал Барышников. И на закуску - "Сороковые" отца-основателя Луи Конте: беспроигрышная танцностальгия по эпохе биг-бэндов с рок-н-ролльными па, которые без устали проделывали идеальные герои - те, кто не курит, много занимается спортом и ест экологически чистые продукты.

Труппа "Habbard Street Dance Chicago" имела большой успех на краковском фестивале. Точно просчитанный сплав коммерции и искусства не подведет никогда.