Танцы против течения

	Михаил Фокин - Жан де Бриен.

Великий реформатор балета, он так и остался в истории искусства самым беспокойным из русских балетмейстеров - пожалуй, лишь Леонид Якобсон может сравниться с Фокиным и в мятежной неуемности, и в особенной посмертной славе "классика без канонов". Лучшие балеты Михаила Фокина разнятся между собой, как времена года (кстати, так назывался один из фокинских спектаклей). "Шопениана", известная за границей как "Сильфиды", считается не только одной из самых тонких танцевальных стилизаций, но и прозрением в области т.н. "бессюжетного балета", построенного исключительно на разработке музыкальных тем. В "Петрушке" с помощью оформления Александра Бенуа и музыки Игоря Стравинского Фокин парадоксально соединяет почти лубочную "незатейливость" с глубиной притчи. "Половецкие пляски" потрясли современников невиданной "дикарской" энергетикой танца - рецензенты отмечали впечатление "подлинности", как будто Фокин пользовался машиной времени, чтобы подсмотреть игрища древних кочевников. "Шехеразада" прославила не только Фокина, но и художника Бакста, положив начало многолетней мировой увлеченности "ориентальностью" в искусстве и моде. "Жар-Птица" и "Призрак розы" утвердили за балетмейстером репутацию полистилиста, равно умеющего управляться с фольклором и изысканной салонностью. "Арагонская хота" заставила умолкнуть тех критиков, что отрицали у Фокина дар балетной композиции, оставляя за ним лишь тягу к пассеизму.

М.Бобышев. Михаил Фокин и Вера Фокина в балете "Карнавал".

Мало о ком так яростно спорили, мало кого так неистово поносили противники и возносили сторонники. Консервативно настроенные балетоманы старого толка обвиняли в "декаденстве" (когда Фокин делал танцы без классической лексики, выворотности и пуантов), просвещенные мэтры критики - в недооценке принципа театрального обобщения, принесенного в рабство изобразительному началу. Споры начались не тогда, когда Фокин был премьером Мариинского театра и исполнял многие главные партии в классических балетах. О нем всерьез заговорили (после нескольких его балетмейстерских опытов) в 1907 году, когда он потревожил спокойные воды устоявшихся эстетических принципов русского балета дерзостью стилизованного под XVIII век "Павильона Армиды". Друзья Фокина, члены "Мира искусства", вдохновили его на взрыв всех канонов академизма с его арабесками и пируэтами, обильными пантомимами, идеальными красотами и записанными на скрижалях жанра омертвевшими схемами.

В том же году Фокин почти случайно - потребовался номер для концерта в Дворянском собрании Петербурга - поставил миниатюру "Умирающий лебедь" для Анны Павловой. Это было одно их тех творений, когда о его создателе говорят: "Даже если б он сочинил только это - он гений". "Лебедь" словно вырвался у Фокина. В своих воспоминаниях он рассказывает, как "для постановки номера потребовалось всего несколько минут. Это была почти импровизация. Я танцевал пред ней, она - тут же, позади меня, потом она стала танцевать одна, а я следовал за ней сбоку, показывая, как нужно держать руки..."

Фокин отрицал старые балетные сказки - чтобы создать на их месте свои, в которых искал не победы добра над злом, но яростного импрессионизма жеста и чувства. Для него в искусстве танца не было золушек, и балетмейстер отказал классике в первенстве, поставив ее в один ряд с любыми другими пластическими феноменами. Может быть, поэтому он, в отличие от многих коллег в прошлом, настоящем и будущем, терпеть не мог "составлять комбинации из готовых и установившихся танцевальных движений", никогда не редактировал чужих балетов, а создавал свои. Да и вообще мало интересовался отвлеченной символикой движения, создавая на сцене прежде всего колорит - временной, национальный или фантастический. Он был "балетмейстером из музея", "хореографом из библиотеки", Фокин искал вдохновение в старинных фолиантах, археологических увражах и альбомах репродукций. Это оценил Дягилев - и сделал Фокина "главным балетмейстером" первых Русских сезонов. Тогда фокинские балеты произвели настоящий фурор. Но и родной Петербург полюбил его. Со временем Мариинка призвала Фокина занять место Великого мэтра, пустующее после смерти Мариуса Петипа. После разрыва с главнокомандующим "Балле Рюсс" и русской революции Фокин продолжил покорение Европы: без него не было бы многих постановок постдягилевских балетных трупп - "Балле рюс де Монте-Карло", "Балле рюс де колонель де Базиль". И возможно, у просвещенного мецената Линкольна Керстайна не возникло бы желания стать добрым гением для Джорджа Баланчина, если б Керстайн не посещал балетную студию, которую Фокин 20 лет вел в Нью-Йорке...

К концу жизни за плечами Фокина было более 80 балетов и свыше 50 концертных номеров. Он придумал балетного Дон Жуана и Стеньку Разина, заставил танцевать Паганини и Русского солдата. Он всю жизнь возражал любому мейнстриму, будь то догмы классики или не принимавшиеся им авангардные поиски Марты Греам. Слава консерватора так же мало волновала его, как и репутация "опровергателя святынь". Единственное, чего Фокин хотел в искусстве, - делать все по-своему. Его книга воспоминаний так и называется - "Против течения".