Там, где нас нет

ВОКРУГ этой темы Тарковский ходит давно, словно примериваясь, словно все не до конца попадая в нужную точку. И "Девять писем" в прошлогодней "Москве", и "Лерочка" в прошлогоднем же "Нашем современнике", и старый рассказ "Ветер", похоже, об одном и том же - о чем и нынешняя повесть "Шыштындыр" ("Наш современник" # 3).

О чем? О том, как не сложилось. Между мужчиной и женщиной - мужчиной, который сначала любит охоту и тайгу, а потом уже женщину, и женщиной, которая любит мужчину, но, видимо, не настолько, чтобы полюбить еще и тайгу и охоту.

На этот раз, кажется, Тарковскому удалось наконец найти тот необходимый ключ, позволивший ему довести свой навязчивый сюжет до той степени глубины, за которым его можно будет оставить. То, что в предыдущих повестях оставалось недоговоренным и расплывчатым, договорено теперь до конца. И кроме того, в текст включены две важные линии, выводящие на более серьезные обобщения, чем автор решался раньше. В "Девяти письмах" автор слегка романтизировал собственный образ, теперь он глядит на себя более трезво, что, естественно, идет только на пользу.

Сюжет "Шыштындыра" довольно прост: когда-то городской житель, раз и навсегда бросивший город ради сибирской тайги, где он прижился и стал своим среди местных охотников, отправляется на свой сезонный промысел, и там его настигает внезапная болезнь. Он один на своем участке, с другими охотниками его связывает только рация. То отлеживаясь, то заставляя себя подниматься и совершать необходимую работу, он вспоминает и вспоминает - женщину, отношения с которой теперь уже совершенно распались, хотя поначалу он не представлял себе, что сможет когда-нибудь жить без нее. Эти отношения были обречены с самого начала, поскольку оба не были готовы принять образ жизни друг друга. Он тосковал и раздражался в городе, она не могла приспособиться к дикой деревенской жизни.

И все же это не были враждебные отношения, это было скорее не доведенное до конца взаимное усилие соединения, когда никто вроде и не отказывается от жертвы, но и не приносит ее. В результате эта достаточно мучительная связь вылилась со стороны героя в случайное и нелепое увлечение подругой героини (которое произошло как будто из одного раздражения неразрешимостью ситуации), после чего все было кончено, хотя и не сразу.

Но, как оказалось, - не совсем. Перенесенный героем, как выяснилось потом в больнице, инфаркт воспринимается им в определенном смысле как расплата. "Ладно, все и так понятно, - думал Алексей, - понятно, что оно болит за то, что плохо любило..." Мысль простая, однако важная. Не в том было, оказывается, дело, что между двумя людьми, привязанными к разным мирам, лежала непреодолимая преграда, а в том, что было слишком много самости. Важно, что герой наконец ищет причину именно в себе, а не в обстоятельствах, которые, надо отметить, он описывает столь убедительно и психологично, что его запоздалое раскаяние (оно же рефлексия) выскакивает в тексте почти неожиданно, что усиливает эффект.

"Самое обидное, - говорит героиня при прощании, - что все это произошло, когда я уже готова была жить с тобой где угодно". Возможно, что только говорит, - люди (и в особенности женщины) часто склонны жертвовать истиной во имя драматического эффекта. Но возможно, что действительно была готова. А он-то не был. И теперь, задним числом, приходится расплачиваться и за это. Потерянное всегда дороже. А потерянное по своей вине остается, вероятно, самой скверной занозой.

То, что вспоминает герой, не просто самое лучшее. Важно, что во всем этом присутствует чувство вины - вспоминается, как обидел ее, замотавшуюся с непривычной деревенской стиркой - вот, мол, в доме нет хлеба, вспоминаются еще какие-то пустяки, но ни разу нигде не помянул, что она сделала что-то не так. Не потому что не делала, а потому что главное - винить не другого, а себя.

Отлежав в больнице, герой снова едет в тайгу. Замотавшись с дороги, уснул не раздеваясь. И видит сон - про Шыштындыр. Шыштындыр - это несуществующий поселок, выдуманный когда-то с приятелем хохмы ради. Маленький таежный рай, где все прекрасно и даже немного лучше. Вот этот Шыштындыр герой и видит во сне, как идет по улице, а улица на глазах меняется, и вот это уже не охотничий поселок, а Москва, и вот знакомый дом, и в этом доме ждет его драгоценная Катя, и все становится так хорошо, как может быть только во сне - или там, где нас никогда не бывает.

Две эти линии - сердце, которое плохо любило, и несуществующий рай со смешным названием Шыштындыр, - придают повествованию очень важную ноту - раскаяния и просветленной грусти. Прошлое, даже потерянное навсегда, преобразуется в непреходящую ценность продолжающегося бытия, становится не просто воспоминанием, а частью длящейся жизни. Человек оказывается способным преобразовывать свое прошлое - чтобы становиться от этого лучше.