"Как живой с живыми говоря..."

	Наш Маяковский.

НЕПРЕМЕННО должен быть с нами в новом тысячелетии один из любимейших моих драматургов - Владимир Маяковский. Это именно он в первой же своей советской пьесе вообще - "Мистерия-Буфф" (1918) - мечтал о "сказочных", двухтысячных годах. Это именно он в другой своей драматической феерии "Баня" назначал людям века XX свидание в двадцать первом: "Товарищи, приходите вовремя, ровно в двенадцать часов на станцию 2030 года".

Маяковскому не везло. Этот огромный, джеклондоновско-сильный, хемингуэевско-мужественный, уитменовско-планетарный, прекрасный, как Давид, мощный, как Геракл, человек постоянно отодвигался в тень, в нем вечно находили недостатки и несозвучия. Ему мешали и любовь и ненависть, и признание и непризнание, и память и забвение. И если ставил его даже сам Мейерхольд - пьеса называлась несценичной. И если хвалил его сам Сталин - похвала ложилась могильным камнем. И если его именем называли площадь - имя это снимали. И если в Театре Сатиры давали ему новую жизнь как сатирику, воевавшему с НЭПом, то теперь так же прочно забыли, как лирика, восхвалявшего власть Советов.

На поверхностный взгляд, "Мистерия-Буфф" просто более совершенное массовое зрелище, теснейшим образом связанное с революционными действами первых октябрьских пьес.

Однако внешнее это сходство ни в коем случае не должно скрывать абсолютной уникальности "Мистерии-Буфф". В пьесе этой живет одновременно и трагизм, и комизм, и горечь, и веселье, и отражение определенных жизненных процессов, и насмешка над этими жизненными процессами, когда вдруг из-за героического, романтического монолога какого-нибудь кузнеца или батрака нет-нет да и высунется мочалистая борода Панталоне, бутафорская шпага Бригеллы, длинный нос Тартальи или огромное ухо Труффальдино. Именно импровизационная основа пьесы "Мистерия-Буфф" никак не была учтена ее постановщиками. "Мистерию-Буфф" Маяковский сравнивал с образом - "дорога революции", когда никто не предскажет, что придется перетерпеть идущим по этой дороге. Поэтому писатель оставлял дорогу (форму) и менял части пейзажа (содержание). В будущем же все играющие, стоящие, читающие, печатающие эту пьесу должны были, по мысли автора, менять ее содержание, делать самостоятельные современные вставки, чтобы "Мистерия..." дышала сиюминутностью. Призыв остался неуслышанным. По существу, поэт дал театру сценарий, открытую форму, импровизационный каркас пьесы, он передоверял будущему вливать новое содержание в "меха" его произведения. И если современные режиссеры или актеры обратятся к замечательной этой пьесе, я бы посоветовала им заново расшифровать ее художественную "шифровку". Если у Блока в "Двенадцати" во главе восставших идет Христос, его образ существует и как отрицание, и как утверждение, - то в первой советской пьесе Христа нет, не его именем творится разрушение мира и добра. Тогда чьим же именем? Осмысление Нагорной проповеди у "Человека просто", своеобразного посланца из будущего, сделано так цинично и мрачно, что открывает страшные для поколений перспективы тиранической вседозволенности, лукавое освобождение людей от какой бы то ни было морали. "Мы рай для всех, кроме нищих духом... Ко мне, кто всадил спокойно нож и пошел от вражьего тела с песнею! Иди, иди, не простивший, ты первый вхож в царствие мое небесное... Иди, любовями всевозможными разметавшийся прелюбодей... тебе царствие мое небесное". На вопрос, кто он, "Человек просто", отвечает: "Бунт вечного дух непреклонный..." Его программа высказана в одной, но в какой (!) строке: "Взорвите все, что чтили и чтут..."

Во второй редакции Маяковский убрал кое-какие "ударные" места этого монолога. Однако и в первой, и во второй редакциях в сгущенном цинизме призывов "Человека просто" нельзя не ощутить какого-то нарочитого неправдоподобия. Человек не может призывать человечество к убийствам и разврату. И что же это за обетованная земля, где все взорвано, где повержены все идеалы?! Значит, это не обетованная земля, значит, перед "нечистыми" из "Мистерии-Буфф" - сам Нечистый, сам Сатана. Сатана, а не Христос идет во главе восставших, толкает их на страшные злодеяния. Иносказание Маяковского, будь оно разгадано, дало бы совершенно иное прочтение пьесы, а если к тому же вспомнить, что он предложил свободную импровизацию, поистине сатанинской оказалась бы дорога революции. Блок еще наивно предлагал во главе революции Христа. Маяковский поставил Ведущим - Сатану.

Поражает постоянное внимание Маяковского к теме будущего. Будущее в творчестве Маяковского - это и есть новая сила, которую он открыл как особую возможность проверки, ревизии того, что сейчас кажется бесспорным. Герои всех пьес Маяковского сталкиваются не только с нынешними препятствиями, но и с будущим, его посланцы непременно существуют в каждом произведении Маяковского. Эта-то сверка с будущим и есть настоящая точка зрения писателя. Художник Маяковский оказался прозорливее Маяковского-гражданина. Огромный талант заставлял оспаривать им же самим выдвинутые лозунги нового бытия. И особенно стало это ясно, когда события и характеры из драматургии Маяковского обрисовались наконец в "сказочные, двухтысячные годы". И если Сатана ведет восставших, то и путь должен закончиться некоей космической дьяволиадой. Что видели люди на дороге революции? Обещания и посулы, обман и разочарование. Их накормили дутыми облаками в раю, им сообщили в аду, что "попов разогнали... и теперь у нас продовольственный кризис". На все угрозы Вельзевула кузнец отвечает: "Нашел, ей-Богу, чем стращать, на заводе сталеплавильном не бывал, чать?"... "То-то! А то бы повылинял шерсткой..." Так сам ад сравнивается здесь с будущей радостной работой нечистых.

"Мистерия" заканчивалась ликующим парафразом Интернационала. "Кто был ничем - сегодня все!" - дружно поют нечистые. Парафраз этот в "Бане" звучит иронически. "Притворитесь, - говорит режиссер актерам, - что вы - "кто был ничем", и вообразите, что вы тот, кто "станет всем". Дорога революции еще раз пройдена и повторена теперь уже Победоносиковым, режиссером и актерами, готовыми на все, лишь бы остались довольными Главначпупсы.

Конечно же, по-новому надо представить себе и финал феерической комедии "Клоп". Задиристо, смешно рассказав нэповские похождения рабочего паренька, Маяковский заканчивает эту историю как бы "Буффом", а по существу, одной из самых страшных мистериальных трагедий. Люди посадили в клетку - человека. Будущему, оказывается, не понравились дурные его привычки. Какая страшная метаморфоза! Еще впереди мрачные процессы над так называемыми троцкистами, впереди обращенные к ним грязные ругательства: "тифозные вши", "вонючая падаль", "мразь", "навоз", "поганые свиньи". И возможно, долгое замалчивание комедии "Клоп" связано не только с первыми картинами феерии, где, казалось бы, хлестко осмеивалась новая действительность, но и со сценами будущего, сценами на первый взгляд восторженными. В финальных этих эпизодах, по-моему, заложено куда больше динамита, нежели в сугубо "нэповских" анекдотах начала пьесы. Открывшись "Буффом", комедия "Клоп" завершилась "Мистерией" - торжественными похоронами морали и человечности.

Кольцо дороги революции замкнулось. "Я к вам приду в ваше "далеко"..." - обещал Маяковский.