Елена Стишова ПРЕДСТАВЛЯЯ публике свою новую картину "Артист и мастер изображения", режиссер Валерий Лонской обмолвился: фильм - метафора нашей жизни. Подсказка была лишней. Мы и так поняли, что жизнерадостный "артист" (Сергей Баталов) и меланхоличный "мастер изображения" (Андрей Ильин) - не просто одетые в цивильное клоуны на арене жизни, но еще и двое из нас. Из тех, кому по странной закономерности судьбы ничего не досталось при разделе национальной собственности и ничего не достанется при ее (не дай нам Бог!) переделе. Таких первыми увольняют по сокращению штатов, они последние в очереди на бирже труда. Само собой, их бросают жены, не любят женщины, и вообще они чужие на этом празднике жизни. Что делать? В поисках ответа на этот вечный вопрос русский человек, пусть и нищий, неизменно оказывается в пивной. Где мы и застаем героев фильма. Свой свояка видит издалека, и неудачники решают отметить встречу, даже наскребают на бутылку... Но тут остро встает проблема: где ее выпить. Жена оператора захлопывает дверь перед носом приятелей, к артисту идти бесполезно - его бывшая привела нового мужа в однокомнатную малогабаритку. И тут артист вспоминает про подругу Таню┘ В Таниной квартирке начнется наконец "фильм мужского действия", - то, ради чего режиссер, пережидая простои и выныривая из дефолта, три года подряд городил свой огород.
Метафора в кино особенно хороша тем, что дает возможность на голубом глазу выдать желаемое за действительное. Режиссер развертывает на экране авантюрно-фантастический сюжет мужского реванша, мешая в коктейль все жанры, кроме скучного. В финале герои сшибают 10 тысяч зеленых, взрывают к чертовой матери иномарку с братвой, замыслившей их убрать, - словом, выходят победителями. И не просто победителями, но еще и сухими из воды. Ведь братва с подачи Таниного бойфренда предложила им не фильм снимать и даже не рекламу прокладок, а наняла их в киллеры. Они с перепугу согласились, а потом, со смаком прогуляв аванс в тысячу баксов, не знали, как выкрутиться. Но выкрутились, обыграв профессионалов и примерив на себя в процессе операции роли, необходимые мужчине для реабилитации своей мужской самости.
Чтобы не впасть в чернуху, а заодно - в депрессию, только через оптику комедийного жанра можно сегодня если не осмыслить, то, по крайней мере, объять взором нашу эмпирическую реальность с ее очевидным - невероятным. Для примера - тревеллинг, прозрачно шифрующий типовой modus vivendi, его верхний и нижний уровни в одной монтажной фразе. От шпиля главного здания МГУ камера (оператор Александр Демидов) панорамирует на котлован, где, судя по всему, на днях поднимется, как в сказке, дом для богатых, а потом замирает у лоджии панельного образца: здесь вдвоем на раскладушке спят герои, артист и кинооператор. Вот такая вот "шутка юмора". Застряли - зависли мы в корявой лоджии, откуда выход - либо в комнатушку, где родная жена спит в объятиях более удачливого соперника, либо - в котлован. Эксцентриада Лонского далека от ассоциаций с платоновским "Котлованом", это нечаянный обертон, но как его было не заметить, если фильм выдержан в стиле тотальной пародии на нашу жизнь и на наше гангстерское кино с его холуйским пиететом перед бандюганами.
Фильмы "из жизни мафиози", где в паузах между разборками девочек наших ведут в кабинет, а те вовсе даже не против, пошли косяком именно в тот момент, когда прокат обрушился окончательно и массовый зритель уже не мог, как это было раньше, "проголосовать ногами". Достоверной статистики нет, но и так ясно, что публика если смотрит гангстерское кино, то голливудское. То есть кино для богатых - билеты дорогие и кассеты недешевые. А у нас оно не получается. Пока. То ли жанр противопоказан нашей ментальности, то ли не находится наш национальный модуль, то ли не родился еще тот художник, который станет автором "Крестного отца" по-русски. Но кроме "Брата" Алексея Балабанова нам в этом жанре всерьез предъявить нечего. У "Брата" есть свой зритель - и не только в России, где картина была чемпионом видеопродаж.
Но это уже вопрос искусства, эстетики. Другая сторона дела состоит в том, что в отсутствие обратной связи со зрителем, то есть в отсутствие нормальной прокатной структуры, наши мастера, особенно молодые и неопытные, не знают, что сегодня нужно российской публике, на какие темы и на каких героев имеется социальный заказ. В который раз воспроизводится классическая российская ситуация разрыва художников со своей публикой. Мы наступаем все на те же грабли. Снобизм и провинциальное высокомерие всегда мешали нам всерьез отнестись к низовому искусству. А зритель его преданно любит. И любовь эта глубоко интимная. Фильм становится шлягером, когда он подобен сновидению наяву и человек в кинозале может за два часа экранного времени реализовать свои самые смелые фантазии, компенсировать скрытые дефициты. На днях соседка по дому, совсем не поклонница рязановских "Старых кляч", сказала мне, что ругать эту картину в прессе - значит унизить тех зрителей, которые приняли ее с восторгом. И я на стороне моей соседки. Ибо, если зритель смеется, негодует, ахает, приходит в восторг, вы никогда не докажете ему, что он неправильно смеется и неверно плачет. Тут я вынуждена сослаться на Бертольта Брехта, который писал, что "дурной вкус" масс коренится в реальности глубже, чем "хороший вкус" интеллектуалов".
"Старые клячи" пусть и не лучший фильм Эльдара Рязанова (он знает про это лучше, чем кто бы то ни было), зато более адекватный, чем "Привет, дуралеи!" - прошлый его опус. Ведь драма Рязанова, культового режиссера семидесятых, - в том, что его фирменный жанр лирической комедии умер. Потому что распалась та уникальная конвенция, что была у него с публикой. Рязанов был единственный, кто внимал сокровенным струнам советской аутсайдерской души и под сурдинку ей подпевал. Когда же после нескольких своих постсоветских лент Рязанов попробовал вернуться к акварелистике любимого жанра, получился фильм без адреса. Бурлеск "Старые клячи" со всеми его передержками, точнее, благодаря им - энергетичен. Это фильм, от которого можно прикуривать. Увы, все роли написаны плохо, но исполнители полны энтузиазма, а Николай Фоменко - тот просто хорошо играет, такая, видно, у него органика. В финале есть очень смешная сцена с военными, когда по тревоге полк развертывает боевые порядки, расчехляет орудия и бронетранспортеры. И все для того, чтобы прибыть в театр и заполнить зал на шоу женского квартета "Старые клячи". В отличие от "мужского" фильма Лонского фильм Рязанова - "женский". Он всегда был режиссером женским по преимуществу, что только прибавляло ему успеха. Россия - страна женская.
Нравятся или не нравятся критике фильмы такого типа, их успех определяется конкретным социальным адресом. Их потенциальная аудитория огромна - почти треть страны. Тот самый протестный электорат, который понес от нашей перестройки одни убытки, был оскорблен и унижен. Эмоция социального мщения, отбрасывающая треть страны в зону красного пояса, еще не стала идеологией. Спаси и сохрани нас от такой напасти. "Ворошиловский стрелок" Ст. Говорухина, возродивший опасную тему мщения, и очень всерьез, без всяких жанровых заслонок и примочек, звал Русь к самосуду и топору. Фильм не компенсировал, не облегчал - он давал модель адекватного поведения в предлагаемых обстоятельствах. И успех у картины был - даже при нашем раздолбанном прокате люди находили возможность ее посмотреть.
Картины Рязанова и Лонского ведут себя совсем иначе - они дают возможность, как теперь говорят, оттянуться. Выплеснуть отрицательные эмоции. Символически покарать "плохих" и одарить "хороших". Перевести дух в смехе, всплакнуть и жить дальше. Имей мы сейчас достаточно хороших кинозалов, да чтобы билеты по карману, подобные картины возглавили бы все рейтинги.
Дарья Гармоненко