ВОТ УЖЕ шесть лет подряд "Маску" критикуют за то, что не те и не тех выдвигают, не те и не тем дают. Все увлечены собственно конкурсом, игрой амбиций и случая. Бесспорно, "Маска" является образцом частной (или, скажем так, субъективной) премии, но настолько же бесспорно и то, что "Маска" как фестиваль с большей или меньшей степенью успеха пытается дать выборочный срез театрального сезона.
Музыкальная часть нынешней "Маски" оказалась более урожайной, чем в прошлые годы, как по количеству, так и по репертуарному размаху. В афише оперной номинации значатся 8 спектаклей (из них только 3 московских), плюс геликоновский оперный триптих "Голоса незримого" в разделе "Новация", по ведомству "Оперетта/мюзикл" - 3 спектакля "из провинции". Такой уж интересный вышел сезон. Не кажется несправедливым, что в программе "Маски" нет спектаклей Большого театра и "Московской оперетты" - бесплодная творческая ситуация налицо. Зато колоссальным творческим выплеском отмечен сезон 1998/99 г. для уральско-сибирского региона: екатеринбургский "Мазепа", новосибирский "Молодой Давид", красноярская "Дочь полка" плюс два мюзикла - из Екатеринбурга ("Черт и девственница") и Красноярска ("Инкогнито из Петербурга") и оперетта из Новоуральска ("Ах, высший свет").
Жаль, что не доехал до Москвы Мариинский театр. "Пиковую даму" в нетривиальной версии Александра Галибина без Германа - Владимира Галузина - Гергиев отказался играть наотрез, и потенциальный лидер фестиваля сошел с дистанции, его не увидят ни жюри, ни публика. В "Семене Котко" режиссеру Юрию Александрову удалось убрать всю советскую актуальность и сделать символический спектакль о вечных проблемах войны, мира и человека. Увы, и с этим спектаклем тоже - по неким техническим причинам - театральной столице не придется познакомиться, жюри оценило его по месту прописки еще до начала фестиваля.
Опера Владимира Кобекина на либретто Алексея Парина по Ветхому Завету "Молодой Давид" (1997) написана в минималистской технике, но с большим пиететом перед старыми мастерами, и прежде всего Бахом. Кто-то, возможно, сочтет, что это, скорее, оратория, нежели опера (между прочим, сам автор считает, что "время оперы прошло"). Тем сложнее были задачи, стоящие перед постановщиками. Режиссеру Дмитрию Чернякову и сценографу Игорю Гриневичу удалось создать современный по духу спектакль, свободно оперирующий европейскими схемами и тем самым выгодно отличающийся от привычной рутины в провинциальных театрах. По жанру это ближе всего к символистско-мистериальной драме. И если режиссер, переводя музыку и слова в действие, мыслит абстрактными, метафизическими категориями, то художник противоречит ему чрезмерной "вещностью", материальностью визуальных комментариев. Наверное, впервые в истории российского оперного театра публика размещена в глубине сцены, лицом в зрительный зал - новосибирский театр считается самым громадным среди своих собратьев, поэтому естественно, что в Москве спектакль шел в Театре Армии. Качественно исполнили непривычную для оперного коллектива партитуру оркестр новосибирского театра под управлением Алексея Людмилина, хор Вячеслава Подъельского и солисты (прежде всего Валерий Гильманов - царь Саул, Лилия Устюжанина - Ионафан и Ольга Бабкина - Мелхола).
Два из уже показанных "приезжих" спектаклей - оффенбаховские "Сказки Гофмана" петербургского театра "Зазеркалье" (режиссер Александр Петров, дирижер Павел Бубельников) и итальянский мюзикл Армандо Тровайоли "Черт и девственница" Екатеринбургского театра музкомедии (режиссер Кирилл Стрежнев) - напомнили о том, что дома и стены помогают. Те, кому довелось видеть оба спектакля "на местах", видимо, согласятся со мной, что там они производили, мягко говоря, иное впечатление. Московские залы и "жестокая" столичная публика с ее завышенной шкалой ценностей выявили несостоятельность той и другой постановки. Опера Оффенбаха предстала в виде облегченного дайджеста для тинейджеров с убийственно плохой музыкальной частью и с певцами, которые давились своими партиями, словно не пригодной к употреблению пищей. Екатеринбургский мюзикл заморозил московских зрителей своей затянутостью, никчемностью сюжета и музыки (ухудшенный вариант Сан-Ремо), хотя и Черт Владимира Смолина как отдельно взятая единица чертовски хорош, хотя и тема взята, что называется, на потребу - использование половых органов по прямому назначению и финальная победа любви над сексом. Промах театра, у которого всегда была репутация мастака по части современных мюзиклов, и стал пока самой большой неожиданностью фестиваля.