Мир, подчиненный войне

ПРЕМЬЕРА "Войны и мира" была обречена стать событием не только искусства, но и политики: спектакль Андрея Кончаловского и Валерия Гергиева призван явить зримый образ новой русской национальной идеи, приуроченный к концу века, с одной стороны, и к запланированному двумя неделями позже началу новой жизни.

Инициатором новой версии "Войны и мира" на сцене Мариинки стал Гергиев с его обостренным чутьем к музыке Прокофьева. Андрей Кончаловский, приглашенный на постановку, казался идеальной фигурой - создавать сценические версии национальной идеи ему приходилось уже не раз. И в оперном театре ("Евгений Онегин" и "Пиковая дама" на европейских сценах), и в жанре массового зрелища (парадное шоу "Наша древняя столица" к 850-летию Москвы), и в своих кинофильмах от "Сибириады" до "Аси Клячиной" и "Курочки Рябы". А рядом с масштабными эпическими полотнами в его биографии - ставший культовым "Романс о влюбленных", надолго закрепивший за Кончаловским репутацию мастера лирического письма. "Война и мир", соединяющая в себе пронзительную лирику и мощь народного действа, должна была вобрать в себя весь опыт режиссера в разных жанрах и стать сценическим шедевром.

Третий автор спектакля, художник Георгий Цыпин со своей стороны сделал все, чтобы национальные черты стали частью современного мира - его сценография лаконична и актуальна. Он создает образ эпохи, воспетой Толстым, лишь намеками, отдельными штрихами, вписанными в пространство космоса. Национальная идея не должна иметь временных границ, поэтому рядом с почетным караулом ряженых солдат и пушками времен Наполеона и Кутузова вполне органично выглядели на входе в театр рамки металлоискателей, обеспечивающие безопасность высоких гостей - Владимира Путина и Энтони Блэра, прибывших на премьеру. В парадном фойе поселились манекены, одетые в роскошные наряды великосветских персон XIX века, а между ними бродили настороженные телохранители персон сегодняшних. Смешение костюмов и технологий не выглядело смешным, наглядно демонстрируя преемственность традиций представления: важной оказывается не личность, а ее положение, включенность в контекст общего действия.

Той же идее подчинена и постановка Гергиева-Кончаловского. Первая ее часть - "мир", история любви Наташи Ростовой и князя Андрея Болконского - оказывается прологом, протяженным (и, увы, необязательным!) вступлением ко второй - к "войне". Пьер, Андрей, Наташа перемещаются по сцене, произносят положенные реплики, пропевают положенный музыкальный текст, взаимодействуют по необходимости, оставаясь эпически спокойными. Эмоциональных взлетов нет ни в сцене бала, ни в Отрадном, ни в гостиной Ахросимовой после неудавшегося побега, ни в объяснениях Пьера с Наташей и Анатолем (Олег Балашов), ни в актерской игре, ни в звучании оркестра. Оживление в зале вызывает лишь выход императора с белым пуделем на руках (и снова - перешептывания в адрес гостя царской ложи).

Из размеренности плавного течения эпизодов лишь иногда выделяется непосредственность Анны Нетребко, сыгравшей свою Наташу даже не актерски, а природной органикой: темноволосая, хрупкая, стремительная, она выглядела Наташей еще в концертном исполнении летом прошлого года, и добавила ли что-нибудь к ее пониманию роли работа с Кончаловским, не очень понятно. Пьер Безухов в исполнении Алексея Стеблянко, хотя и согласно каноническому образу полный, "круглый", в очках, остается холодным и безучастным даже в признании Наташе, в размышлениях перед возможным расстрелом - в нем нет той чистоты и восторженной мягкости, свойственной любимому персонажу Толстого. Князь Андрей Александра Гергалова поначалу выглядел образцовым плакатным героем, склонным к декламации даже в рассуждениях о весне и обновлении, не говоря уже о программной арии перед Бородинским сражением, но в сцене бреда все-таки вырывается из заданной формы, достигая высокой степени эмоционального накала. И - в единственной из "невоенных" сцен - этот эмоциональный взлет оказывается поддержан гергиевским напором оркестра.

Основной же для Гергиева и Кончаловского стала в спектакле "мысль народная", напрямую связанная с войной. Патриотические хоры и парадные марши, факельное шествие и апофеоз пожара, когда над толпой простирает крылья красный петух, проекция иконы Богоматери и целование земли перед битвой задуманы как самые эмоционально мощные фрагменты спектакля. Приближенность к народу в системе координат спектакля оказывается показателем чистоты и "положительности" персонажа: так, на балу екатерининского вельможи светское общество подчеркнуто дистанцировано от хора, исполняющего песню "Вы, други милые", лишь прибывшие в этот момент Ростовы встают туда же, где находится и поющий хор. Появившаяся следом Элен Безухова присоединяется к обществу. Противопоставление Наташи и Элен заявляется, таким образом, не просто пространственно, но и по близости к народу.

Доминантой второй части стала фигура Виктора Черноморцева: "дубина народной войны" в его исполнении вздымается, чтобы поставить грозную точку в хоре "Как пришел к народу наш Кутузов", в призывах к поджогам Москвы, в избиении отступающих французов. Война для Кончаловского - путь к объединению, несмотря на натуральные взрывы прямо на сцене, пушки, которые угрожающе направлены в зал, живописные процессии раненых с оторванными ногами и жутковатый финал Бородинского сражения, когда под Наполеоном вздыбливается земля, открывая в трещине сплетенные тела убитых. Война оказывается способна принести свет и счастье - так, появление Кутузова и народный восторг по этому поводу превращают метель и холодную зиму в солнечное лето, и пропадают куда-то шубы, и дети с васильками и ромашками приветствуют светлейшего и усаживаются играть на поверженных французских знаменах.

"Война и мир" в Мариинке стал спектаклем про мир, подчиненный войне. Видимо, это и есть наша новая национальная идея?