Мария Ремизова НАМ УЖЕ приходилось сетовать на постоянное опоздание "Волги". Но, хотя 11-й номер появился совсем недавно, это не помешало роману Николая Якушева "Место, где пляшут и поют" ("Волга # 11, 1999) покрасоваться в коротком списке премии Аполлона Григорьева - видно, жюри имеет возможность знакомиться с отдельными текстами в не вполне материализованном виде. Впрочем, то, что все животные равны, но некоторые равны больше, известно уже ровно 55 лет...
Действие романа происходит в провинции. Главный герой - врач, работник морга, тихо спивающийся неудачник, отец балбеса-подростка и никчемный придурок для жены. Реалии довольно предсказуемы - денег нет, и ничего не поделаешь. Манера повествования - мягко ироничная, с постепенным нарастанием гротесковых эффектов. Развязка несет черты нарочитой идилличности. Эпилог, где персонажи обсуждают "Место" и безжалостно критикуют его, переводит роман в плоскость игрового эксперимента.
Отметим, что игровое начало заложено уже в самом названии: "местом, где пляшут и поют", как известно, зеки так называли лагерь, в романе же оно обозначает нечто вроде недостижимого рая, куда неудержимо хочется, но невозможно попасть. Автор обыгрывает здесь расхожую мысль - там хорошо, где нас нет. Следовательно, там, где мы есть, хорошо быть не может.
Поэтика и особенно стиль Якушева, между прочим, изрядно напоминают ту прозу, с которой начинал когда-то Слаповский - "Я - не я" или "Закодированный". Слаповский впоследствии растерял тот дух ироничной живости, который и привлек внимание к его прозе, поставил производство на поток и изготовляет теперь бесконечные муляжи. Ну, а Якушев, видимо, или подобрал, что плохо лежало, или надо допустить, что столь схожее мировосприятие спонтанно образовалось у двух разных людей.
Нельзя сказать, что сюжетные ходы в "Месте, где пляшут и поют" отличаются особой оригинальностью. Схема, которую использует Якушев, для писателей определенного направления почти банальна и потому в общих чертах предсказуема. Герой некоторое время бессмысленно мыкается в своем углу, поддерживая душевные силы регулярными дозами огненной воды, потом встречает какого-нибудь приятеля, попавшего в столь же незавидное положение, но который, в отличие от него, живет без балды и оттого обладает кучей нерастраченной энергии. Приятель вовлекает его в какие-нибудь авантюры (тут-то в повествование и входят всякие гиперболы да гротески), а дальше авторы либо бросают своих героев на съедение волкам, либо придумывают для них какие-нибудь чудесные способы спасения.
Последний вариант выбрал для своего недотепы и Якушев. Когда тот с пьяных глаз договаривается с приятелем о самопальном производстве порнофильмов в домашних условиях - это правде жизни никак не противоречит, но когда уже в трезвом виде он договаривается взять под это производство деньги (тысячу долларов), да еще кто-то на это соглашается, - вот это уже пахнет фантастикой.
Никакого фильма, разумеется, не получается. Бандиты требуют оплатить фильм. Предполагаемый кредитор, разумеется, за несуществующую продукцию платить не хочет, зато усаживает героя в свою машину, и они ускользают от бандитов. Бандиты, впрочем, оказываются ненастоящими - их до кровавых соплей молотит сосед героя, когда они пытаются осуществить месть по месту его жительства. А герой тем временем нежится в цветущем саду у брата своего спасителя, каковой брат от широты души дарит ему тысячу долларов, которую ему в свою очередь подарил заезжий американский филолог, прибывший изучать творчество одного российского поэта, но вместо того постиг широту русской души и прелесть российской попойки. В общем, если автор захочет, он из камней сделает детей Авраама, а из смурной российской действительности слепит идиллию, да тотчас же над ней и посмеется.
Между тем что касается собственно средств изображения, то Якушев действительно хорошо владеет пером. Если брать каждый по отдельности фрагмент романа, то видно, как славно он выстраивает и фразу, и образ, как подбирает маленькие детальки, которые, точно разноцветные камешки, хороши сами по себе.
Однако сочинениям подобного рода - при всей их стилистической выдержанности - катастрофически не хватает глубины. Манипуляции автора напоминают что-то вроде выступления техничного фигуриста на гладком катке. Он показывает сложные фигуры, прыжки, крутится на одной ноге, скользит спиной вперед, замирает в красивых позах. Но он не может выйти за пределы ограниченной бортиками ледяной плоскости, и даже в прыжке он отрывается от нее лишь на самое ничтожное расстояние. Это тем более обидно, что при чтении того же "Места" не оставляет ощущение, что автору нужно было еще совсем немного для последнего качественного рывка.
Дарья Гармоненко