"Каким ты был..."

	Кадр из фильма: c песнями Дунаевского было весело шагать не только кубанским казакам, но и их лошадям.

ЗОЛОТОЙ юбилей "Кубанских казаков" прошел незамеченным. Даже падкие на "наше старое кино" телеканалы, и те не воспользовались случаем еще раз прокрутить любимый в народе фильм с любимыми артистами. Такая невольная забывчивость у Фрейда называется вытеснением. И на то есть причины. "Кубанские казаки" - "фильм с историей", причем с историей драматической вопреки жанру - лубочной народной комедии. В год выпуска на экраны в начале 1950-го "Кубанские казаки" имели оглушительный успех, стали лидером проката. Песни Исаака Дунаевского как запели, так под настроение поют по сей день. "Каким ты был, таким остался" - коронный номер шумных застолий наравне с "Подмосковными вечерами".

Интеллигенция, страшно далекая от народа и от любезных ему "низких жанров", картину не приняла, да и как могло быть иначе в разгар кампании против "безродных космополитов". Постановочное веселье на колхозной ярмарке имело сходство с пиром во время очередной чумы. Официозная критика объявила пырьевский кинолубок отражением "подлинной реальной кубанской колхозной действительности". Так писал в "Правде" в статье "Счастье колхозной жизни" новоиспеченный лауреат Сталинской премии писатель Аркадий Первенцев. Рецензия маститого Всеволода Вишневского называлась "Сила колхозная" и была написана в том же державном стиле, с тем же набором партийно-пропагандистской лексики. Дискурс власти звучал, как приговор "тройки", и обжалованию не подлежал. Хотя пырьевская оперетта не имела никакого отношения ни к этому каменному славословию, ни к "подлинной реальности". Колхоз в фильме вообще не показан, быта ни колхозного, ни деревенского нет и в помине: Пырьев, вышедший из театра Мейерхольда, бытовое на экране не терпел. В самом начале имеется грандиозная массовая сцена уборки урожая, откровенно условная, театральная, в стиле "симфонии труда" - с солистами, хором, оркестром и большим количеством сельхозтехники. А основное пространство сюжета отдано "веселой ярмарке" (так назывался в оригинале сценарий Николая Погодина), где происходит действие типа "мы славно поработали и славно отдохнем". Много музыки, много любви и всяческих кви про кво, как и полагается в условном народном театре. Конец, разумеется, счастливый, влюбленные пары соединяются.

В фильме есть и секретарь парткома - какой же колхоз мог обойтись без этой ключевой фигуры эпохи? Предлагаемые обстоятельства - на телеге не объехать. В то время Иван Александрович Пырьев в партии не состоял, но про ее "руководящую роль" знал твердо. При Чапаеве - Фурманов, при Бабочкине - Блинов, - из песни слова не выкинешь. В "Кубанских казаках" рецензенты тоже с особым смаком отметили "роль партии". И не грешили против истины: парторг (Сергей Блинников) вызывал к себе председателя Гордея Ворона (Сергей Лукьянов) и открывал ему глаза, что Галина Ермолаевна Пересветова (Марина Ладынина), в которую Ворон безнадежно был влюблен, давно по нему сохнет. После чего красавец Ворон, "орел степной, казак лихой", во весь опор бросался догонять бричку, в которой председательша в одиночестве возвращалась в колхоз и свою сердечную тоску топила в той самой песне: "Каким ты был┘"

Сталину, лучшему другу советских кинематографистов, фильм понравился. Полуголодному народу - тоже. Успех был огромный. Сыр-бор разгорелся после смерти отца народов, в пору начинающейся оттепели и борьбы с лакировкой действительности в искусстве. На устах у всех было слово "правда", противопоставленное тотальной лжи сталинской мифологии. Под эту колею и попали "Кубанские казаки". Раблезианские панорамы изобилия на ярмарочных прилавках трактовались как отступление от правды жизни, да еще с особым цинизмом - страна-то голодала после военной разрухи и случившегося неурожая. Что и было поставлено режиссеру в вину с самой высокой трибуны - сам Никита Хрущев озвучил подготовленный референтами текст.

С тех пор и до конца жизни Пырьев не снимал музыкальных комедий, хотя лубок - это был его жанр, он его чувствовал, как никто другой, и был в нем искренен, как поэт в лирической исповеди.

Пролеткультовские теоретики в свое время всерьез говорили, что у пролетариата не должно быть чувства юмора, а сатирические жанры - помеха на пути к коммунизму. И кое-чего добились. Со смеховыми жанрами у нас традиционно плохо. Но причина скорее не в тех теоретиках, а в нас. Ибо в нашей коллективной подкорке живет роковое притяжение к дискурсу власти. И к власти дискурса. А власть на Руси всегда была сакральной и не сопрягалась с низовой культурой смеха.

И в "Кубанских казаках", несмотря на условность водевиля и отсутствие какого-либо конфликта, есть социальные обертоны, автор фильма адекватен своему строгому времени, в котором шутка, смех были делом немодным и даже опасным. Пырьев вспоминал в мемуарах, как рассказал партийному бонзе, что задумал поставить комедию из колхозной жизни, и услышал в ответ: "Комедию не позволим, товарищ Пырьев┘ Колхозы - детище партии. Насмехаться над ними не позволим".

Второй акт драмы разыгрался с началом перестройки и гласности, когда Пырьева давно уже не было среди живых. Перестройка проявила свой радикальный нрав именно в отношении культуры "проклятого прошлого" - то есть советской, сиречь сталинистской, культуры. В орбиту бурной перебранки, разгоревшейся на полосах "Советской культуры", были втянуты и "Кубанские казаки". Экстремисты объявляли картину монструозным порождением теории бесконфликтности, а ее автора клеймили за оболванивание публики. Менее политизированные участники дискуссии толковали о различиях между жанровой и социальной реальностью. И уверяли, что Пырьев никогда не был прислужником властей - просто он был таким, каким был. Сильной личностью, оригинальным художником. Жил страстями, обладал несносным характером и темпераментом лидера. На склоне лет его фантастическая энергетика не угасла - напротив, расставшись с любимым жанром, Пырьев счастливо нашел свой материал. Итоговые картины - "Идиота" и "Братьев Карамазовых" - он снял по Достоевскому.

Мне кажется, что Пырьев, хотя и был человеком государственным, общественным деятелем и потому не мог не быть политиком, оставался нонконформистом. Во всяком случае, он имел внутреннюю силу противостоять власти официальных идеологических представлений. Не боялся работать в комедийном жанре, который из господствующего дискурса выпадал. И расстался с любимым жанром не по своей воле.