Попытка полемики

В КОНЦЕ 80-х - начале 90-х была разрушена монополия Союза писателей и появились первые независимые издательства. Выпускаемые ими книги как в вату падали - ни откликов, ни рецензий, хоть каких, хоть ругательных - ничего, пустота, молчание. Критики обслуживали толстые журналы, толстые журналы печатали критиков. Постепенно положение изменилось, возникли новые издания, старые трансформировались (не все и не радикально), вроде как расцвели сто цветов на нашей маленькой клумбе. Но и сегодня критики как системы нет. То есть бывают хорошие статьи, есть талантливые авторы, но нет никакой уверенности, что каждое заслуживающее внимания сочинение, в стихах или прозе, будет замечено и по достоинству оценено. Более того, создается впечатление, что на всю русскую литературу только один человек десять лет подряд занимается критикой постоянно, последовательно и неутомимо - Андрей Немзер. Андрей Немзер - настоящий гений трудолюбия: вроде бы все толстые журналы обозревает, статьи пишет, книгу выпустил, и все знает, все замечает. Впору поразмышлять на тему: Андрей Немзер как зеркало русской литературы 90-х. Только вот зеркальце кривоватое. Особенно хорошо заметно сие в последней статье критика "Замечательное десятилетие" ("Новый мир", #1, 2000 г.).

Основная мысль Немзера проста: прошедшее десятилетие было десятилетием свободы, десятилетием писателей-одиночек, достижениями своими посрамивших всех тех, кто упорно твердил о конце литературоцентризма, смерти слова и тому подобных "благоглупостях". Единственно, что мешало писателям, так это снижение гонораров, но настоящий писатель не может не писать и пишет в любых условиях. Остальное давно известно и читано: и то, что Немзер любит Слаповского и не любит Сорокина, и то, что Георгий Владимов, по его мнению, живой классик, а Валерия Нарбикова - графоманка, а Валерий Володин и Сергей Солоух сочинители недооцененные. Завершает статью список тридцати лучших текстов 90-х. Составление списков - занятие модное и веселое; есть "двадцатка" от Гольдштейна, "сотня" от Курицына, теперь и Немзер приобщился.

Ну что тут возразишь? Все верно: и гонорары маленькие, и достижения были. А конкретные оценки - вещь субъективная. По мне, так кое-что из "тридцатки" читать можно лишь под дулом пистолета, но не сомневаюсь, что кому-то и кроме Немзера милы и бесформенные опусы Володина, и среднестатистическая серятина сегодняшнего Владимова. Но чем еще отличалась литература 90-х, кроме как свободой и нищетой писателей? Немзер отвечает и на этот вопрос: ключевая проблема - "ратоборствование с жизненной энтропией и верно служащей ей немотой".

Стоп. Значит, все-таки была немота? Значит, разговоры о кризисе имели под собой реальную почву, и кончились слова, и сдавило горло удушье? Значит, так. Не случайно замолчали два писателя из числа лучших и талантливейших - Александр Еременко и Саша Соколов. Необходимо было научиться говорить в условиях, когда говорить невозможно. Преодолеть инерцию и взорвать немоту новым звуком. Именно этого не смогло сделать большинство шестидесятников, именно это сумел осуществить Маканин, после провальных сочинений начала 90-х написавший "Кавказского пленного" и "Андеграунд┘". Можно было пойти и другим путем, сделать немоту своей союзницей - так поступил Владимир Сорокин. Нельзя было только пережевывать словесную жвачку с утра до вечера и с вечера до утра.

Но вернемся в начало 90-х. Происходили вещи достаточно любопытные. Переиначив известное изречение Ахматовой, можно сказать, что встретились две литературы: официальная и неофициальная, самиздатская и союзписательская. Писатели подпольные вышли из своих котельных и дворницких - здравствуйте, вот и мы! Писатели официальные прошли мимо и не поздоровались. Тем не менее были публикации, были и книги. Назову хотя бы выпущенный в 1990 г. ассоциацией "Новая литература" сборник "Рюмка свинца" блистательного прозаика Бориса Кудрякова. Вошедшие в книгу повести и рассказы, написанные в 70-80-х, продолжили прерванную линию русского модернизма и во многом предвосхитили поиски 90-х.

Впоследствии, к сожалению, значительных публикаций у Кудрякова не было - не по его вине. Возможно, живи он в Москве, а не в Петербурге, его судьба сложилась бы более удачно. Есть и другие литераторы, начинавшие в самиздате и пришедшие в легальную печать в 90-х - Борис Ванталов, Николай Байтов, Игорь Левшин. Они есть, но не для Андрея Немзера, так же как нет для него и ярко о себе заявивших в начале "замечательного десятилетия" Егора Радова, Петра Капкина, Игоря Яркевича. Да, их не печатали в толстых журналах, но вне обложек "Нового мира" и "Знамени" жизнь литературная не прекращается. Впрочем, Немзер выразился ясно до изумления: "Помянем - объективности ради - персонажей откровенно эстрадно-эпатажного плана. (Только без имен - таковы уж мои представления об объективности.)" Не знаю, кого имел в виду Немзер, могу догадываться, но вот, что такое его "объективность", знаю точно - это удушение молчанием. Времена, конечно, изменились, не задушишь, не убьешь, но попробовать хочется.

Но что уж говорить об отдельных писателях! Немзер игнорирует явления целиком. Цитирую: "Серьезный русский писатель 90-х <┘> ориентирован на саморефлексию". Так и есть, и ярче всего "ориентация на саморефлексию" выразилась в текстах мемуарного, автобиографического, дневникового характера. 90-е годы отмечены появлением значительных сочинений такого рода - "Трепанация черепа" Сергея Гандлевского, "Альбом для марок" Андрея Сергеева, "Бесконечный тупик" Дмитрия Галковского, "Щель обетованья" Наума Ваймана (стремительная и злая, предельно откровенная проза русского израильтянина, доступная пока лишь пользователям Интернета). В новомировской же статье Немзера речь идет только о беллетризированных воспоминаниях Анатолия Наймана, по силе и выразительности заметно уступающих вышеперечисленному.

Можно не любить или даже ненавидеть семисотстраничный гроссбух Галковского, отрицать манеру письма Гандлевского или Сергеева, но не сказать о них ничего в обзорной статье - это называется фальсификацией.

Еще одно "упущение" Немзера - невнимание к сверхкороткой прозе. Мини-рассказы писались всегда, но в 90-х они приобрели исключительную эстетическую актуальность. Короткое дыхание в данном случае не является синонимом творческой недостаточности. Размер текста заставляет искать новые средства выразительности. На мой взгляд, по крайней мере три крупных писателя успешно работают в этой эстетике: Георгий Балл, Анатолий Гаврилов и Дмитрий Добродеев. Но если творчество Гаврилова и Балла было высоко оценено критиками (не Немзером), то с Добродеевым произошло досадное недоразумение: его знают как автора неудачной повести "Назад в СССР", а рассказы, среди которых есть поистине замечательные, широкого резонанса не имели. Многие литераторы пишут короткие тексты - и часто пишут хорошо, что и показал прошедший в ноябре 1998 г. Тургеневский фестиваль малой прозы. Но на таких мелочах Немзер не задерживается, ему романы подавай, только романы; Боборыкин ему интереснее доктора Чехова. Однако если из пейзажа выкинуть деталь, то и вся картинка распадется.

Надеюсь, мне удалось продемонстрировать особенности деятельности главкритика Андрея Немзера, его лукавую методику умолчаний и передергиваний. Естественно, я прекрасно понимаю, что мой пафос смешон. Какая разница, что пишет имярек, будь он кто угодно. Но дело в том, что Немзер претендует на руководящую и направляющую роль: читаешь и чувствуешь, что находящиеся вне его внимания тексты как бы и не существуют уже. Он их вычеркивает, как будто имеет власть. И сгущается морок, и подкрадывается немота. Ощущения нестерпимые. Это во-первых. А во-вторых, повторю, что Андрей Немзер - единственный регулярно, много и постоянно, из года в год, работающий критик, ориентирующийся на современность и стремящийся к максимально широкому охвату. В этом его сила, сила, превращающаяся в насилие. Насилию же хочется противостоять. И наконец, самое главное: на вторую половину 80-х и начало 90-х пришелся период революционный, период отрицания советской литературы, это было время новых имен и новых явлений. Статья Немзера пронизана неприятием этого времени. Немзер, что бы он ни утверждал, выступает в качестве охранителя и консерватора. Само по себе это не хорошо и не плохо, только не надо прятаться под маской объективного наблюдателя.

В заключение поддамся общему поветрию и представлю список тридцати писателей. Не утверждаю, что они лучшие, но без них образ 90-х искажен: Николай Байтов, Георгий Балл, Аркадий Бартов, Михаил Берг, Наум Вайман, Борис Ванталов, Андрей Волос, Анатолий Гаврилов, Дмитрий Галковский, Сергей Гандлевский, Леонид Гиршович, Олег Дарк, Дмитрий Добродеев, Александр Ильянен, Петр Капкин, Игорь Клех, Василий Кондратьев, Борис Кудряков, Андрей Левкин, Игорь Левшин, Владислав Отрошенко, Константин Плешаков, Егор Радов, Андрей Сергеев, Виктор Соснора, Владимир Тучков, Евгений Федоров, Алексей Цветков (старший), Олег Юрьев, Игорь Яркевич.