Небо над Белградом и Оренбургские степи

	"Русский бунт" Александра Прошкина с Владимиром Машковым в роли Пугачева был принят в Берлине благосклонно.

ЕСЛИ в вечер открытия Вим Вендерс в своем "Отеле миллион долларов" предложил публике воображаемую панораму близкого будущего (весна 2001 года), каким оно ему видится, то югославский фильм, открывший конкурсный показ первого рабочего дня, "Небесный крючок" ("Nebecka udica") датирован иной весной, близким прошлым - 6 мая 1999-го. Панорама здесь не придуманная - разрушенный бомбардировками НАТО Белград.

Популярный югославский актер, знаменитый комик Любиша Самарджич снял фильм по свежим следам трагических событий, омрачивших финал столетия, пропустив их, как сказал он на пресс-конференции, сквозь собственное сердце. На экране - волнующее сопряжение "общего плана" - города под бомбами, общезначимой трагедии народа, - и "плана камерного", сознательно суженного, - фрагментов частной жизни самых обыкновенных, рядовых горожан. В фонограмме фильма тихая молитва старой женщины о спасении, "выяснение отношений" разведенных супругов, соленые шуточки работяг за пивом - шумы и шепоты обыденной жизни в кадре то и дело прерываются закадровым непереносимым воем и грохотом падающих бомб; при системе "Долби-стерео" Берлинале-Паласа создается апокалиптический "эффект присутствия". Такова обстановка. Таков и фон кадра - руины, руины, руины, города фактически нет - похожее можно увидеть в прямых телерепортажах из Грозного.

Рядом - люди с белградской заводской окраины, каждый - целый мир при своей видимой простоте. Художник в душе и своего рода философ мастерства татуировки, бывший раненый из Сараева, которому бомбы - уже море по колено, юные красавицы-сербки, которым выпало подобное утро. Ценность каждой личности и невозвратимость потери любой жизни человеческой - тема фильма, не декларированная, а западающая вам в душу как художественный итог. Маленький Иован с матерью спасается - в соседней Италии чудесно, красиво... Отца нет.

А во внеконкурсном показе того же первого рабочего фестивального дня - в австралийско-американском фильме "Три короля" Дэвида Рассела воскресала еще одна война ушедшего ХХ века - война в Персидском заливе, точнее - не сама война, а послевоенные события в Аравийской пустыне - охота за кладом Саддама Хусейна. И в этом боевике, где сила была, конечно, не в исторической точности или хронике, можно было насладиться игрой Джорджа Клуни и его прекрасных партнеров Марка Вальберга и Айс Куба.

А в конце недели состоялся конкурсный просмотр, он же мировая премьера, нашей картины - "Русский бунт".

Еще до начала Берлинского фестиваля одна из газет написала, что вот, дескать, российская картина поставлена в расписание на показ в дневном сеансе, а это, дескать, не престижно, и мы потеряли всякий авторитет, который нам придется долго вновь завоевывать. Как полюбили мы ворчать, жаловаться, вставлять шпильки самим себе, словом, нагнетать отрицательные эмоции... Не верьте! Показ картины "Русский бунт" состоялся в нормальное фестивальное время - в 16.30, на том же сеансе идут по жеребьевке в другие дни фильмы французские, японские, американские, специальные показы в честь членов жюри "Пана Тадеуша" Гонг Ли и Анджея Вайды - словом, никакой дискриминации! И народу было полный зал, и успех был немалый, и на пресс-конференции российской делегации проявили к фильму интерес, и вопросы задавали неглупые. Конечно, не было такого ажиотажа, как на следующей, посвященной звездному англо-американскому "Пляжу" с Леонардо Ди Каприо - там были лом и визг, а поскольку пресс-конференция транслируется и на большой экран на улице, вся прилегающая площадь Марлен Дитрих была запружена толпой безумных поклонниц уже за полчаса до начала.

У нас же было все достойно, по-берлински, где традиционно превалируют не эффекты шоу-бизнеса от кино, а киноискусство.

Достойна прежде всего сама картина - мастерская режиссура Александра Прошкина, в которой, как всегда у него, психологизм сочетается с динамикой и "саспенсом" - вспомним "Холодное лето 53-го", размах, темперамент, сильный актерский состав, прекрасное изображение (оператор Сергей Юриздицкий). Честно сказать, радостно смотреть отечественный фильм не "малобюджетный", а "большой" в лучшем смысле этого слова, где массовка так массовка, где кони как кони - пусть и не "Сибирский цирюльник" по богатству и блеску, и не доброй памяти "Война и мир", но все без липы, столь опасной для исторического фильма, все, как говорится, на сливочном масле. А главное, подлинность ландшафта, - фильм снят на подлинных местах событий, под Оренбургом, и это себя полностью оправдало.

Да, слава Богу, мы вышли на юбилейный Берлин не нищими, как это часто бывало, - спасибо продюсерам НТВ-Профит и французскому "Руасси-фильм". И даже полиграфия буклета к фильму на высоте, отличные фото - правда, текст только английский, русского ни буквы - это уж слишком!

Главное же, разумеется, в том, как прочитан к его 200-летию Александр Сергеевич Пушкин. До сегодняшнего дня мы имели четыре экранизации "Капитанской дочки", одна из них - итальянская. Первый был коротенький немой фильм 1914 года, второй можно назвать беспримерным. Это фильм (тоже немой) Юрия Тарича (1930) по сценарию Виктора Шкловского - выдающийся пример советского "вульгарного социологизма", когда классика перекраивалась; там Пугачев был идеальным народным вождем, Швабрин - интеллигент, вставший на сторону революционного народа, а Петруша Гринев - дворянский слюнтяй, холуй и в конце - фаворит (любовник) сладострастной царицы Екатерины. Была еще экранизация 1958 года по сценарию Каплуновского с красавцем Олегом Стриженовым в роли Гринева.

Новая трактовка повести, отчасти соединенной с пушкинской "Историей пугачевского бунта", выполнена со всем уважением к первоисточнику и без попыток "осовременивания". Но раздумья об историческом опыте России, о пушкинской оценке "русского бунта, бессмысленного и беспощадного", о самозванстве - явлении, сохранившемся до сего дня, - они неизбежны. Об этом говорил постановщик, отвечая на вопросы зрителей об актуальности темы.

Самая же большая удача - это актерские работы. Правда, думается, у Владимира Машкова мало пугачевской "инфернальности", гипнотизма, но зато его искренно жаль в трагическом конце. И от души хочется поздравить юного поляка Матеуша Дамецкого, который сумел с покоряющим обаянием перевоплотиться в идеального пушкинского юношу Петрушу Гринева и выдержать нелегкое состязание с филигранной игрой неотразимого Сергея Маковецкого - Правдина.