Павел Руднев СТРОГО говоря, это не премьера. Поставленный, кажется, в апреле 1998 года именитым педагогом Школы-студии МХАТ Аллой Покровской как дипломная работа ее (совместно с Олегом Ефремовым) курса, спектакль "Бабье царство" менее года игрался в одной из учебных аудиторий и уже тогда вызвал похвальные отклики в узких театральных кругах. Выпустив еще несколько прекрасных дипломных работ, курс создал значительный и яркий репертуар, раскрывающий юных профессионалов как труппу, как ансамбль единомышленников и немалое время играл эти спектакли ("Буря", "Бесы", "Забавный случай" и другие) в учебном театре. Организовалась не первая и в истории современного Художественного театра студия, которая и была оформлена Олегом Ефремовым как таковая. Сегодняшний статус студии остается не вполне ясным, но тот факт, что актеры заняты в довольно неудачной работе МХАТа "Джульетта и ее Ромео" и теперь играют свой лучший спектакль "Бабье царство" на Новой сцене в обновленном составе, в который вошли и другие актеры МХАТа, говорит о том, что курс стал полноценной частью труппы.
Изрядно потрудившись над инсценировкой, режиссер и актеры превратили мрачноватый, несколько натуралистический рассказ (этакую производственную драму, где читателя окружают пьяные и убогие просители, "гнилые, нездоровые" дома, склады и бараки, туповатые механизмы грубого и нечистоплотного производства, засаленные одежды заводских рабочих) в светлую рождественскую историю. Не искажая авторского смысла, создатели спектакля, словно чумазого паренька в прохладный колодец, окунули все действие "Бабьего царства" в праздничный аромат Рождества Христова, которое играет у Чехова скорее служебную, фоновую роль. Вышел святочный рассказ со всеми атрибутами жанра: несчастная осиротевшая владелица завода и девушка в 26 лет Анна Акимовна (Елена Панова) словно во сне встречает своего суженого - рабочего Пименова (Петр Баранчеев), который из грубоватого чеховского рабочего в промасленной одежде и с копотью на лице превращается в спектакле в опрятного рабочего-интеллигента с претензией на принадлежность к белым воротничкам. Перед глазами Анны Акимовны проплывают, кажется, все соблазны мира, которые по окончании сладкого сна моментально рассеиваются.
Есть в спектакле и еще одно "превращение": играя, в сущности, натуралистический этюд, где едва ли не каждый персонаж получает характерные свойства, которые должны уничтожать ансамбль, юные артисты находят гармонию в другом - в той самой пресловутой правде, которая сделала Художественный театр легендарным. Они проигрывают кусок народной праздничной жизни, будто восстанавливают ее по памяти, не допуская ни грана дешевой сатиры и не облагораживая простодушные интонации своих героев. Посмотрите, как Владимир Феофанов играет почти бессловесную (только молитвы!) и едва ли существующую у Чехова роль священника, которого встречают хлебом-солью в доме Анны Акимовны. Скромно отказываясь от сытной трапезы в светлый праздник, он одаривает своих прихожан не сходящей с его чистого лица лучистой, светлой улыбкой из-под пушистой бороды - и в этой улыбке кроется залог той простоты религиозной жизни, внутри которой существуют такие правильные, такие спокойные отношения между заботливым батюшкой и его благодарным клиром. И как суетлива, расторопна и ласкова настоящая хозяйка дома - тетушка Татьяна Ивановна (Снежана Синкина), держащая дом в строгости, а его гостей и жильцов - в милости. И откуда у Александра Арсентьева, играющего адвоката Лысевича, взялась эта изысканная развращенность и вялость чувств немолодого человека, теоретически соблазняющего Анну Акимовну на практический декадентский разврат?
Актеры играют теплый, мягкий спектакль: он, пожалуй, говорит о том, что бабье царство с его слезами, простодушной верой, вечной влюбленностью, суетой и не всегда посильной борьбой с соблазнами других царств спасет, просветлит и успокоит мир.
Молодое поколение МХАТа обладает острым чувством правды, имеет вкус к естеству, которого в современном театре нам часто не хватает, - в них атавистическим образом пробудилось все то, что руководству МХАТа сейчас необходимо в них сохранить, так как в этих "новобранцах" - надежда на возрождение театра. Если они сумели "подарить веру" Антону Чехову, самому угрюмому и неверующему среди русских писателей, то сумеют спасти и театр.
