Кровь и любовь

	Светлана Романова и Константин Матвеев в "Элегии" Массне. Фото Анны Клюшкиной

"КРЕМЛЕВСКИЙ балет" предоставил журналистам и критикам сразу три информационных повода. Хореографический вечер в Кремлевском дворце отнесен организаторами к серии мероприятий, посвященных 10-летию труппы. Это был смотр достижений прима-балерины этого коллектива Светланы Романовой. И, наконец, худрук театра Андрей Петров показал премьеру своего одноактного балета на музыку Берлиоза - "Фантастическая симфония".

Петров очень ценит свою ведущую балерину, которую он в момент основания труппы переманил из Минска. Размах ее творческого вечера обеспечивали: Президентский оркестр под руководством Павла Овсянникова; кадры балетных съемок, запечатлевших Светлану Романову в разных балетных партиях; Святослав Бэлза со своим конферансом. Все Романовой активно помогали. Оркестр бравурно играл "в ноги", маскируя некоторую растерянность исполнительницы перед быстрыми темпами. Съемки (с закадровыми комментариями) свидетельствовали о широком диапазоне ролей - от деревенской простушки в "Привале Кавалерии" до волшебницы Наины в "Руслане и Людмиле", волею постановщика Петрова превратившейся из уродливой старухи в молодую кокетку. Бэлза вспомнил древних греков и их слово "мудрорукие", соорудил по подобию термин "прекрасноногая" и все это преподнес Светлане Романовой в дар. Не забыв, конечно, о ее "царской фамилии и царственной осанке".

Романова продемонстрировала достоинства: "балеринство" - красивые линии, масштабность движений, скульптурную ясность поз и эффектность отдельных па, к примеру, батманы у Романовой с ее длинными красивыми ногами очень выразительны. Но одновременно - жестковато-холодную и часто прямолинейную манеру, при которой горячие страсти остужаются, а холодные - делаются еще холоднее. Ей даются танцы в "Элегии" Петрова. Интересен ее опыт исполнения современной хореографии - в миниатюре Жана - Кристофа Блавьера "Double musik" Романова раскрыла бесстрастный космизм номера, при том что ей было нелегко: российской классической балерине пришлось танцевать "свободную пластику" под недансантную музыку Харрисона и Кейджа. Но в "Лебедином озере" ее Одиллия совсем необольстительно скрещивает руки и без искушения взмахивает крыльями, а ее Аврора в "Спящей красавице" проходит мимо пассеистских стилизаций Петипа и не замечает тонкие кружева пуантной техники. Зато во втором отделении Романова получила в подарок целый балет, поставленный специально для нее и с учетом ее особенностей.

Хореограф Андрей Петров отнесся к музыке Берлиоза одновременно и с почтением, и непочтительно. Берлиоз мечтал о программной музыке: музыкальные инструменты могут, как ему казалось, внятно рассказать конкретную историю о Поэте, который "страстно любит одну женщину, и эта любовь уводит его в поля, горы, леса и бурную бальную ночь". Но постановщик не удовольствовался программой, приложенной к "Фантастической симфонии", и переделал ее: если у Берлиоза Поэт стремится к смерти и принимает опиум, в сонном забвении видя свою даму на вакханалии, то у Петрова герой, молодой артист, от ревности (на ревности сделан главный акцент) убивает не себя, но героиню - звезду сцены.

Петров сохранил столь любимую романтиками атмосферу ночных кошмаров, но придал ей житейский оттенок - "ревность до добра не доведет". Хореограф играет в ассоциации типа "кровь-любовь". Сценография Владимира Арефьева (огромные кисти театрального занавеса) - знак богемных театральных нравов. Сюда же относятся и три Поклонника с букетами цветов, своими ухаживаниями за дамой и поцелуями ручки, доводящих Артиста (Константин Матвеев) до неистовства. Большая кровать, которая периодически выкатывается кордебалетом со сцены, чтобы появиться вновь, - примета сна: где же еще спать, как не на кровати. Сельская идиллия - танцовщики подносят ко рту воображаемую дудочку и принимают позы фавнов. Бал - вальсируют стертого вида пары (бездушное светское общество!), они же в полном составе перемещаются на шабаш, где дамы скидывают плащи и манеры, обретая вид стриптизерш из дешевого бара. Здесь - свальный грех, царство париков под XVIII век, но с рогами, пляски трясущихся Старых Графинь из "Пиковой дамы", в мышино-сером, со своими столь же истлевшими кавалерами.

У хореографа есть набор любимых классических па, которые он раздает всем - что положительным, что отрицательным - персонажам. Обольстители Актрисы исполняют те же движения, что и мечущийся Артист. Сельская идиллия строится на тех же больших па, что и великосветский бал. Обводка в наклонный арабеск дана героям в любом их дуэте. Обожаемые Петровым поддержки акробатического порядка повторяются вновь и вновь. Настроение создается наглядно: герой отчаянно мимирует, закатывает глаза и прижимает руки к сердцу, если не простирает их к своей даме. Героиня же сначала флиртует, словно Виолетта Валери до появления молодого Жермона, потом казнит героя током со специально появляющегося электропульта с лампочками, а на шабаше - душит его за горло.

Светлана Романова проделывает все это вполне эффектно, а во многих местах смотрится прямо-таки королевой. Не может быть по-другому, если тебя в прямом смысле слова носят на руках.