ТОЛЬКО-ТОЛЬКО улеглись страсти вокруг документального фильма Олеси Фокиной "Избранник" о жизни Александра Исаевича Солженицына. Фокина резко меняет "тему" и на днях готова представить на суд публики новую картину. 3 февраля в Государственном музее А.С. Пушкина состоится показ ленты "Доктор", рассказывающей о ежедневном подвиге нейрохирурга Александра Николаевича Коновалова, возглавляющего Институт нейрохирургии имени Бурденко. Одним из лучших фильмов режиссера был фильм о философе Мерабе Мамардашвили. О нем Олеся может говорить бесконечно долго: "После знакомства с Мерабом уже невозможно жить, как прежде, - говорит она. - Он говорил: "Жизнь есть усилие во времени".
"Ситуация с документальным кино сегодня сложилась драматическая, - говорит Олеся. - Страну уткнули в чан с помоями под названием телевидение, поставив нас перед фактом. И каждый вечер в час назначенный мы добровольно их хлебаем. Недавно не выдержала, выплеснула эмоции мужу: "Я отказываюсь в этом участвовать и портить вкус ребенка. Давай выкинем телевизор". Хожу по кабинетам влиятельных особ на ТВ, которые держат "рынок сбыта", и наталкиваюсь на одно и то же: "То, что вы придумали, прекрасно, но денег нет". Почему-то наши телевладыки считают, что деньги телевидения едва ли не их собственность и при любом раскладе должны осесть у них или у их подельщиков. Знаменитая фраза "Это не то, что нужно зрителю", меня приводит в ярость, хочется их спросить: "А кто вам сказал, что бесконечная стрельба, брань, дурной русский с якобы американской интонацией и засилье Эллочек-людоедок, это и есть то самое, что нужно зрителю?" Я не тусовочный человек, играю не по правилам. Меня вычеркивают. Но как же с этим мириться? Как-то ведь надо противостоять злу - хотя бы показывать людей, знающих, как это делать, - вопреки среде и правилам. То, что вы все-таки видите плоды моих трудов, - во многом заслуга мужа. Он не только любит меня, но и понимает то, чем я занимаюсь. Он терпит меня 13 лет и по мере сил добывает деньги на мое кино. После картины о Коновалове муж сказал: "Все. Круг людей, которые давали мне в долг, замкнулся".
- Что же делать дальше, Олеся? Не снимать "хорошее кино"?
- Конечно снимать. Иногда находятся люди, которые мне помогают из любви к искусству. Вот Сергей Ястржембский убедил руководство ТВЦ помочь мне закончить фильм и дать эфирное время на показ "Доктора", за что ТВЦ получил право премьерного показа (Несмотря на то что Ястржембский уходит с канала ТВЦ, премьера вроде бы состоится в срок. - А.П..) Сейчас я занимаюсь поиском спонсора, который поможет мне вернуть долги тем частным лицам, которые финансировали производство фильма. Сразу после премьеры фильма в Доме кино директор Музея А.С. Пушкина Евгений Богатырев предложил устроить в музее совместно с Институтом имени Бурденко благотворительный вечер с показом моего фильма. Как только я найду спонсоров, картина будет показана.
- Вы снимали картины о скульпторе Вадиме Сидуре, Мерабе Мамардашвили, Александре Исаевиче Солженицыне и вот теперь - о нейрохирурге Александре Коновалове. По какому принципу вы отбираете своих героев?
- Уже давно я задумала свой "сад камней" - серию фильмов, посвященных ярким личностям, - столпам человечества. Главный принцип отбора героев - люди, которые вопреки всему продолжают сохранять "вертикальное положение спины", держат осанку и никогда не теряют чувства собственного достоинства. "Самостояние" человека и есть моя главная тема.
Четырехлетняя работа над фильмом о Солженицыне меня изрядно вымотала. Душа просилась на "выпас". Как ни странно, "заливными лугами" оказался Институт нейрохирургии имени Бурденко. Судьба как-то незаметно вела меня к этому герою. Моя первая картина - "Посвящение" - рассказывает о Натане Эфросе, артисте, друге моего деда Феодосия Григорьевича Мащенко. В доме Эфросов, во дворе Института нейрохирургии, я провела много счастливых дней своего детства и юности, а слово "нейрохирург" узнала от человека, который вошел в жизнь, как моя первая любовь. Он был хирург и аспирант Коновалова. Весной 1999 года я бесцельно бродила по местам своего детства, заглядывая зачем-то в окно Эфросов, которых нет на свете уже 15 лет, да и сам дом их, как я вдруг тогда заметила, стал частью нового огромного институтского комплекса. Внезапно всплыло в памяти лицо Коновалова, которого в те незапамятные времена показал мне мой друг. Как оказалось, это прекрасное лицо я помнила всю жизнь. Без всякой цели я вошла в новое здание института. Через полгода фильм "Доктор" был закончен.
Поначалу Александр Николаевич отказался сниматься в фильме, но потом, как мне кажется, доверился режиссерской интуиции и... согласился. Я старалась лишний раз ему не попадаться на глаза, просто ходила по институту, без камеры. Постепенно меня захватила удивительная атмосфера института. В самом воздухе - напряжение. Здесь разыгрываются подлинные драмы, происходят глубоко сокровенные события. Перед глазами - прекрасные лица докторов. Филатов, Сербиненко, Потапов, Элиава. Доктор Коновалов оперирует сложнейшие опухоли мозга, спас десятки тысяч жизней. При этом он как-то тихо, без крика руководит огромным коллективом. Я никогда не видела, чтобы руководителя так уважали и любили все - от уборщицы до коллег-академиков. Сегодня коллеги Коновалова признают Институт имени Бурденко едва ли не лучшим научным и медицинским центром нейрохирургии в мире.
- Были ли моменты, которые вас особенно потрясли во время съемок "Доктора"?
- Всплывают в памяти отдельные картины, которые врезались в память. В приемной Коновалова всегда топчутся какие-то ходоки. Прослышав про него, со всего света едут люди. Но тот, кто хоть один день провел рядом с ним, знает, чего это стоит доктору Коновалову. Две-три операции каждый день, сложнейшие, других не бывает. В короткие промежутки - наплыв людей и проблем, на нем - институт. А надо выкроить хоть 15 минут на обед, ведь впереди еще операция. И так - до ночи. По пути в операционную Коновалов на секунду задерживается у стола секретаря - подписать документы. Затылком почувствовав взгляд, резко оглядывается. В дверях - крестьянского вида молодой мужчина. Рыдая, он внезапно рушится на колени и, прижимая рентгеновский снимок к груди, на коленях ползет к Коновалову. "Доктор, спасите сына!" Александр Николаевич просит его подняться. "Мне трудно повторять то, что я уже вам говорил. К сожалению, я бессилен. Слишком поздно. Оперировать вашего мальчика уже нельзя. Увозите его домой". - "Но что же теперь делать?" - взывает мужчина, по-прежнему стоя на коленях. - "То же, что и каждому из нас. Прожить свою жизнь и судьбу". Коновалов встает и, слегка дотронувшись до его плеча, идет к лифту - его ждут в операционной. Такие лица смотрят на нас с икон.
А вот еще один моментальный снимок. В разгар съемок узнаю, что моя мама серьезно больна, предстоит операция. Не по ведомству Коновалова. "Чем помочь?" - обычный вопрос Александра Николаевича. - "Спасибо. Все уже организовали. На днях операция". И через день у лифта, мельком: "Ну как мама?" - "Операцию пока откладывают, покраснела рука". И ни слова больше. На следующий же день - и снова на бегу - Коновалов присаживается на краешек стула и начинает что-то чертить, а затем протягивает мне бумажку: "Повезете маму на консультацию к моему другу-профессору. Он ждет вас завтра в час. Чтобы вы не заплутали, я начертил, как найти его клинику. Сразу за вторым светофором направо, не ошибитесь - за вторым". Эту бумажку я до сих пор держу в кармане как талисман.
- Каковы ваши ближайшие творческие планы?
- Поступило предложение из Германии показать "Доктора" на Лейпцигском фестивале. Хотелось бы закончить фильм о Тонино Гуэрро, которому скоро исполнится 80 лет. Тонино - человек Возрождения, случайно, как мне кажется, родившийся в XX веке. Хотелось бы, чтобы нашлись силы сделать фильм о любви.
- С момента выхода картины о Солженицыне прошло около года. Возвращаетесь ли вы мысленно к тем событиям?
- Александр Исаевич Солженицын - уникальный человек, и я преклоняюсь перед ним. Он провел огромную работу по восстановлению исторического сознания у русского человека. Отрицать или недооценивать это было бы недостойно. Солженицын стал для меня тем камнем, о который я споткнулась и задумалась о тысячах вещей, которые не давали покоя. Но по-человечески я понимаю ту панику и страх, которые, возможно, охватили моих главных героев перед показом им неизвестной картины. Возможно, они просто испугались, что я вынесу на публику то, что недозволительно делать человеку, прожившему с ними бок о бок три года. Накануне Нового года, поздно вечером мы с мужем подъехали к воротам дачи Солженицыных, что в Троице-Лыково. Мой сын очень любит это место, где провел большой кусок жизни среди сосен Александра Исаевича, играя с их любимой собакой Алтаем. Мы часто рассматриваем гербарии, которые ему помогал делать всегда внимательный к нам Степа Солженицын... И тогда сын спросил: "Почему мы больше с ними не встречаемся? Давай сходим к ним гости". Что я могла ему ответить? Наверное, это был первый вопрос сына, оставшийся без ответа. И, простояв у ворот минуту, мы поехали дальше. "Печальная повесть", как любила говорить Наталья Дмитриевна. Я не сделала ничего такого, за что мне было бы стыдно перед моими детьми.