Римма Авшалумова
 |
 |
|
Богдан Ступка (в пол-лица) и Лия Ахеджакова разыгрывают старосветскую любовь. Фото Владимира Персиянова |
- БОГДАН СИЛЬВЕСТРОВИЧ, скажите, пожалуйста, как вы согласились на такую высокую должность?
- Я согласился только при условии, что буду продолжать играть свои спектакли, ездить на гастроли. Но конкретно пока ничего сказать не могу. Прошел только месяц после моего назначения, как все сложится дальше, сказать сложно.
- Что еще с вами произошло за последние полтора года после участия вашего "Короля Лира" в Чеховском фестивале?
- "Лира" играю редко - раз в месяц. Это очень тяжелый спектакль, он у меня очень много здоровья забирает. Но в Москве такого "Лира" нет, это я точно знаю. Сыграл в сентябре премьеру - "Карьеру Артура Уи" (сам себя передразнивает, говоря вместо Уи "Уя"). В октябре в Варшаве сделал телевизионный спектакль у Кшиштофа Занусси. "Жаворонок" Жана Ануя, играл по-польски. Недавно вышел на экраны польский фильм Занусси "Огнем и мечом", где я сыграл Богдана Хмельницкого. Мы снимались вместе с Сашей Домогаровым.
- До работы с Фокиным вам уже приходилось играть в антрепризах?
- Я участвовал в антрепризе у Андрея Жолдока: мы с Адой Роговцевой играли в спектакле "Кто боится Вирджинии Вульф", только у нас он назывался "Не боюсь серого волка". В театре хоть и без особой радости, но отпускают, конечно. Потом отыгрываю все свои спектакли. Ужасны ваши московские антрепризы, которые привозят спектакли, сделанные для периферии. Тоже мне, нашли периферию - Киев. Декораций нет, играют на подборах. Ты смотришь - узнаешь свои театральные вещи. Фокин ломает эту пагубную антрепризную традицию: в спектакль надо вкладывать деньги. У нас настоящая красивая декорация Александра Боровского. Получается полноценное серьезное художественное произведение.
- Как отнеслись к вашему участию в русском спектакле? Нам отсюда кажется, что к "москалям" не очень-то хорошо относятся.
- Не надо сюда вплетать политику... А ревнуют не ревнуют... Откуда я знаю? Я ни у кого не спрашиваю.
- Вам удается быть вне политики?
- Я бы очень хотел. Недавно перед президентскими выборами на Украине я общался на телевидении с Леонидом Кучмой. Но это не было какой-то агитацией или рекламой. Мы с ним просто разговаривали о своих родителях, о коммунистах. Я рассказывал, как играл "Дядю Ваню", как накануне премьеры моя мама мне говорила: ты завтра играешь Войницкого, это дворянин, его учили, как ходить, сидеть, держать руки, кушать, если ты хоть раз засунешь свои руки в брюки, - я не знаю, что я потом с ними сделаю. У меня на следующий день руки были как не мои. Я не знал, куда их деть, но в карманы ни разу не засунул... Так что никакой агитации. Я этого не люблю и не умею. Нашу беседу перед выборами крутили несколько раз. Таково мое участие в политике.
- Как живется театрам в Киеве?
- Ну как - то живется, то не живется. В Киеве построили новый Русский театр драмы и комедии, очень уютный, на 400 мест. Есть очень хорошие молодые режиссеры: Кучинский во Львове, Жолдок в Киеве, ученики Анатолия Васильева. Я бы не сказал, что у нас театральный спад. Скорее наоборот: вот-вот приедет на постановку Някрошюс. Наш Данченко собирается поставить "Бесов" в адаптации Камю.
- Удается заполнять огромный зал вашего родного театра Ивана Франко?
- Есть спектакли, на которых просто переаншлаг. Я десять лет играю Тевье в "Тевье-Тевль" (пьеса Григория Горина "Поминальная молитва". - Р.А.) - зал переполнен, "Энеида", "Укрощение строптивой" - тоже всегда аншлаги. А есть спектакли, на которых на сцене больше народу, чем в зале. Сейчас появился у нас и свой скандальный спектакль - "Три сестры" Жолдока. Мы его привозили осенью на фестиваль "Балтийский дом" в Петербург. Мы не говорим, что это классический Чехов, скорее, спектакль по мотивам. У нас Вершинин - подполковник НКВД, дело происходит в лагере, три сестры - заключенные с Западной Украины. И когда пьяный как свинья Вершинин появляется в первый раз и сестры, затаив дыхание, спрашивают: "Вы из Москвы?", а тот, едва ворочая языком, говорит: "Да, оттуда" - петербургский зал визжал от восторга. А московские критики нос воротили, возмущались.
- С кино у вас тоже все оптимистично?
- С кино у нас плохо. Сейчас будут запускаться два фильма: "Богдан Хмельницкий" и "Мазепа". Похоже, я уже до смерти теперь буду играть украинских гетманов.
- До "Старосветских помещиков" вас не приглашали российские театры?
- Меня в 1996 году Фоменко спрашивал, соглашусь ли я с ним работать, - он собирался в Петербурге ставить "Бориса Годунова". Я, конечно, согласился: Фоменко - выдающийся режиссер. Мы тогда с женой были в Москве, пришли посмотреть "Свадьбу" в ГИТИСе. Когда после спектакля Фоменко сделал мне такое предложение, жена чисто по-матерински так говорит: а у нас еще сын есть, тоже актер - хотела Остапа пристроить. Но Фоменко был серьезно болен, ему предстояла операция на сердце. На этом все застопорилось. Хотя у меня сыгран такой репертуар, что можно по идее уже успокоиться: Лир, Ричард III, Войницкий, Тевье, Треплев, пьесы Ибсена, Брехта. Вся классика. После Лира-то вообще ничего уже не нужно играть. Но я очень жадный до всего нового. Еду играть в Польшу на польском, в Москву... Наверное, это только "куку-на-муню" (крутит пальцем у виска) человек может сделать. А с другой стороны, лично я считаю это нормальным. Появился бы английский режиссер, я бы и английский язык вызубрил. Я поначалу комплексовал, что мне нужно будет по-русски играть. Лежу на сцене, нужно сказать: "Что вы, Пульхерия Ивановна", а я чувствую, что готовлюсь сказать это по-украински: "Шо це вы, Пульхерия Ивановна". Конечно, это-то родное, оно в крови. Первые прогоны были просто ужасны, я стеснялся говорить, стеснялся своего произношения. Хотя, говорят, моя мягкость очень подходит к Гоголю. В Польше же мое произношение выдавалось за английское. И потом, работать с такими режиссерами, как Фокин и Занусси, никто бы не отказался, только глупый. Фокин потрясающе работает! С самой первой репетиции у него уже весь спектакль в голове, он его видит. Такое встречается очень редко.
- Вы выросли в оперной среде, никогда не тянуло запеть?
- Страстно хотелось! Да я все время пою. И сейчас во время репетиций тоже. Лия Ахеджакова восторгалась: "Что я ни скажу, он в ответ поет". А у меня всю жизнь комплекс - отсутствие слуха. Я всегда слышу фальшь, но мой собственный слух не разработан.
Я с семи лет рос в оперном театре. У мамы абсолютный слух, отец пел, дядя оперный певец, тетя главный концертмейстер. Я знал все оперы и всех оперных звезд, которые пели тогда в Советском Союзе. Вживую слушал Лемешева в "Онегине", Ивана Семеновича Козловского, с которым был знаком. Как только Украинский театр приезжал в Москву - Иван Семенович всегда тут как тут. Последний раз мы виделись в 1993 году, когда я привозил во МХАТ "Записки сумасшедшего". В зале собрался весь ваш московский бомонд, театральная элита, и тут, только закончился спектакль, на сцену выходит Козловский, дает мне пшено (дело было перед Рождеством). Говорит, давай будем всех поздравлять. И мы с ним сыпали в зал это пшено: "Сию, сию, посиваю, з Новым роком поздравляю...". Это одна из наших рождественских традиций. Только советские люди все потеряли.
- Но вы, как я понимаю, интересовались не только оперой, но и на балет поглядывали. Ваша жена ведь балерина?
- Поглядывал (Со знанием дела, сыплет балетными терминами). Моя жена не сделала карьеры, хотя ее еще Григорович, когда был в Питере, приглашал. Но она застряла во Львове, нашла такого чудака, как я, родила сына. Но все равно проработала в театре 24 года. Теперь каждый год ездит в Америку, преподает там балет.
- У вас ведь вся семья театральная?
- Да, внук, которому уже четырнадцать, похоже, тоже, как и мы, "с приветом" парень. Уже играл на сцене. Остап играет в театре. Сейчас в антрепризе репетирует в пьесе Ивана Франка "Сойчиное крыло". Замечательно сыграл Тузенбаха в "Трех сестрах". Это я могу похвалить. Наш Жолдок хочет ставить "Идиота". Роль князя Мышкина предлагает играть мне и Остапу, в очередь. Я попытался возразить, я же старый. А он говорит, а что старый человек не может быть идиотом?
- Как вы вообще относитесь к скандальности в театре?
- Эпатировать надо обязательно. В театре должно быть все, но в меру. Я переодеваюсь в дамское платье в "Не боюсь серого волка". Хожу почти обнаженный в парике, с висящими бретельками. Публика в шоке была: вроде серьезный артист, а тут выпендривается, барышню изображает. Один журналист перед выходом фильма "Огнем и мечом" написал: какой может быть гетман из этого, который бегает по сцене в одних трусах, изгаляется, ножки показывает.
- Вам нравится ломать стереотипы?
- Очень. Иначе я не приехал бы сейчас играть у Фокина. Впервые в жизни играю на русском языке. Хотя я участвовал в Питере в телевизионных спектаклях, но телевидение - это совсем другое. Для меня участие в "Старосветской любви", где надо прожить два часа на сцене, - это экзамен. Встреча с другим режиссером, другой театральной школой, незнакомыми артистами. Как мы притремся друг к другу, будут ли конфликты? Но все прекрасно. Ахеджакова - классная партнерша, мы с ней хорошо ладим, Ясулович очень мудрый актер. Галя Петрова так выдала Евдоху - это что-то! Я получаю огромное удовольствие. Я столькому научился за это время! У нашего Ивана Франка есть замечательное стихотворение "Поэт всегда ученик" - как и любой человек, который занимается искусством. На меня столько навешали всяких наград-орденов-премий, но дело же не в этом. Вот если ты поверишь, что каждый твой шаг - большое явление в искусстве, тогда конец. Тебе конец.
