Что хорошего для Дюрера

	Литография Кете Кольвиц "Помоги России" (1920).

"ВолЯ к немецкому". Искусство Германии XV-XX веков в частных собраниях Москвы" - выставка, которая организована журналом "Пинакотека" и Московским центром искусств (на Неглинке). Диапазон широк: от средневековой скульптуры до дадаистских коллажей Йозефа Браунера. Но доминирует в экспозиции тиражная графика, начиная от резцовой гравюры Мастера Святого Эразма (сер. XV в.) и до литографий Эрнста Барлаха (1920-е гг.). Спецвыпуск "Пинакотеки", посвященный художественным взаимосвязям России и Германии, выйдет в феврале 2000 года.

Есть старый стереотип: немец - это аккуратность, пунктуальность, порядок. А наш Иванушка-дурачок лежит на печи, жует калачи. Это отношение, в котором Немец выступает как символический Родитель, а Русский - как Недоросль, Митрофанушка. Официальный романовский миф "о призвании варягов" - архетипический образец такого отношения. Есть иноземцы, и есть новгородцы: "Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет: приходите княжить и владеть нами".

Деревянный горельеф из немецкого собрания.

Писатели не раз играли в детскую дразнилку "немец-перец-колбаса". Николай Лесков доказал пословицу: "Железная воля" - его классический рассказ про то, как немцу - смерть именно от того самого, что русскому хорошо. Пельмешков переел - и вперед ногами в белых тапочках.

"Художественная воля" - питерский журнал - официоз Новой академии Тимура Новикова. Он не скрывает своих симпатий к нацизму. Странно, но антикварная выставка обнаружила внезапное родство с Новиковым - в идеях. "Название выставки "Воля к немецкому", инспирированное чисто немецким термином "Kunstwollen" (художественная воля), призвано подчеркнуть самобытность германского художественного гения, единственно применившего жесткий императив к необязательной области прекрасного. Этой же идее - демонстрации "немецкого в немецком" (конечно, с точки зрения русского наблюдателя) подчинена и экспозиция. Поэтому ее "героями" стали произведения, в которых наиболее воплотился художественный дух Германии. Это классические произведения немецкой печатной графики XV-XVI веков, редкие образцы масляной живописи на дереве и резьбы той же поры, а также экспрессионизм рубежа XIX и ХХ веков", - так утверждает пресс-релиз выставки в Московском центре искусств. Но "воля к немецкому" и "художественная воля" - разные понятия. Хотя суть (если судить по релизу) - в одном. "Немецкое" рассматривается как область порядка. А "воля" как "жесткий императив".

"Воля к..." происходит от Фридриха Ницше. "Воля к власти", как считают сегодня, скорее коллаж, надерганный сестрой писателя из фрагментов, чем произведение, написанное автором от начала и до конца; семейный трюк подчеркивает, что мрачно-агрессивное умонастроение было тогда общепрусским. Мода на "Волю к власти" в начале века стала всеевропейской (даже миролюбивый Ортега-и-Гассет назвал "Волей к барокко" свое изящное эссе про Эль Греко и современность). Первая мировая сбавила пыл "Воли к...". После Второй это устойчивое словосочетание вызывает зубную боль вместе с подкожным зудом.

Название "Воля к немецкому" предполагает провокацию двойную. Оно, с одной стороны, льет свежую водицу на замшелые ницшеанские максимы, с другой - вызывает немедленную ответную реакцию в виде пробуждающегося патриотизма, который начинает стучаться, как гремлины, в груди. Собственно, так и родился русский национализм - Киреевский да Хомяков с компанией прочли "Речи к немецкой нации" Фиxте и воспылали искренней злобой к немецкому. Как это - "Воля к немецкому"? Слышится неясный скрежет проржавевшей крылатой эскадрильи барона Рихтхофена и скрип кожаного эсэсовского плаща при жесте "хайль". Но название и выставка не равнозначны.

Деревянная голова ангела была выполнена в XIV веке. Она лежит при входе в экспозицию, прямо под надписью "Воля к немецкому". Эта грубая работа резчика убедительна именно из-за своей простоты и уникальна для московских собраний. Панно "Крестьянские войны", часть триптиха неизвестного мастера конца XV века, - еще один редчайший пример средневековой немецкой скульптуры в Москве. Этот горельеф в дубе послужил бы отличным приобретением для любого из российских музеев. Оба экспоната происходят из частной коллекции М.Е. Перченко. Из нее же взято "Бичевание Христа" (1496) монограммиста "АЕ", которое само по себе заслуживает отдельной статьи из сплошных похвал. Так что было бы достаточно этих трех, чтобы выставка удалась - как представление работ, неизвестных широкой публике. Но задача выставки - показать "немецкое в немецком" с точки зрения русского наблюдателя.

Георг Фридрих Шмидт основал класс гравюры в Петербургской академии художеств. Два его листа - в экспозиции. Курится дымок избушки, сети паучок плетет на оконном переплете, а гравер за столом - с пером и книжкой, и рядом как вневременной атрибут художника бутылка с рюмкой: в петербургском автопортрете (1758) Шмидт показывает себя не в одеждах французского академика, а в колпаке немецкого мещанина из Санкт-Петербурга. Ироничные бюргеры прививали Петербургу европейский лоск.

"Немец" - любой, кто "нем". "Варвар" - это человек, который говорит "вар-вар-вар-вар" вместо связной речи. "Варварами" греки звали не-греков. Любой западный иноземец еще в XVII веке звался на Руси "немцем". Собственно, "немец" - в архаическом значении - иностранец, в нынешнем, узком, - гражданин Германии. Но контексты живут иногда дольше, чем значения. Архаическое значение слова проступает в известной народной пословице. А восприятие "немецкого" как "европейского", взятого в своей сути, было устойчивым стереотипом еще для поколения тридцатых. "Немец" - это архетипический "европеец".

Сергей Григорьянц - известный правозащитник. Михаил Перченко - директор Московского аукционного дома. Александр Севастьянов - издатель, магистр Ордена куртуазных маньеристов. Между ними мало общего. Перченко собрал старых мастеров, Севастьянов - печатную графику, Григорьянц - экспрессионистов. Именно эти работы понимаются как "немецкое в немецком". Однако найти что-то формально общее между, скажем, гравюрой Альбрехта Дюрера "Корабль дураков" (1494) и, к примеру, литографией Кете Кольвиц "Помоги России" (1920) трудно. И выходит, что "немецкое" зависит в первую очередь от эпохи. В век Дюрера оно - одно, в XX веке - другое. "Немецкое в немецком" - тавтология, а национальный "художественный дух" - абстракция, придуманная философами, которая скорее мешает работе искусствоведа, чем ее облегчает. Потому что этот фетиш национального духа требует не анализа, а веры.

Карта Восточной Пруссии времен Фридриха-Вильгельма I - один из экспонатов. "Воля к немецкому" - название, которое обретает буквальный смысл рядом с этим раскрашенным офортом из коллекции А.Н. Севастьянова. Мемель (ныне Клайпеда), Пиллау (ныне Балтийск), Данциг (ныне Гданьск) - когда-то порты и крепости одного государства, ныне разделенные между тремя. Над Восточной Пруссией поработал русский штык, изменив названия городов и границы стран. Эта тяга "в Европу отворить окно" - исторический ответ немецкому "движению на восток".

Владимир Анзельм ищет мелкую ерунду, которая скопилась в России. Пивные кружки, железные каски, цейсовские бинокли... их осталось так много со времен войны. Цель Анзельма - устроить выставку "Реституция" в Германии. Вот пример радикального взгляда коллекционера-художника: он в выставке не участвует. Предметы из Германии активно собирают в Москве - начиная от пуговиц армии Фридриха Великого и вплоть до броневика "Ханомаг". Коллекционеров - специалистов по "германскому милитаризму" в Москве больше, чем тех, кто собирает немецкое искусство.