Декабрь: время фантасмагорий

Ольга Славникова. Один в зеркале. Роман, написанный, как кажется по прочтении, из интереса, родственного спортивному. Во всяком случае, именно на мысли о новом, филологическом виде спорта наводит самоцельность виртуозно слаженной, но лишенной какого-либо существенного содержания речи. Автор то сталкивает, то разводит персонажи и их прототипы, обыгрывает несоразмерность романного времени и времени реального, а также разность ощущения времени у главных героев - математика Антонова и его жены (а до этого его студентки) Вики, усложняет сюжет второстепенными героями, а композицию - отступлениями и пространными описаниями, насыщает речь тропами и, надо отдать должное, делает это весьма убедительно... Но в результате читатель имеет возможность наблюдать только автора-чемпиона, идущего на некий лингвистический рекорд владения выразительными средствами языка, а кроме этого не выражающего ничего, и его текст, поигрывающий блестящими образами, сравнениями и метафорами, как умасленный культурист играет, может быть, и впечатляюще развитыми мышцами, демонстрируя тем не менее сомнительной ценности объем и рельеф своей мускулатуры на чемпионате по бодибилдингу... Подробную рецензию на роман Ольги Славниковой см. в "НГ" от 29.12.99 г.

Татьяна Бек. Меж звездой и булыжником Пресни. Стихи, в которых через вспоминание ощущений детства и юности автор стремится лирически обосновать, оправдать и переосмыслить собственную судьбу. "У меня сарафан, у меня босоножки без пяток / И могучая странность - выпаривать счастье из бед. /...Да. Была горемыкой. Но если рассмотрим остаток - / Он блажной, драгоценный и даже прозрачный на свет".

Сергей Алиханов. Мы не нужны тебе, моя страна. Стихи. Не плохие, не хорошие, а вполне обыкновенные, как будний день. "Мы не нужны тебе, моя страна. / Мы оказались ни при чем. Обузой. / Моя жена, бухгалтер, не нужна. / Я со своей нерасторопной музой"...

Дмитрий Шеваров. Расскажи мне что-нибудь о пароходах. Рассказ. По форме - элегическая эпистола, обращенная к некоему другу, который, как это выясняется в конце, умер.

Юрий Каграманов. Америка далекая и близкая. Культуролог о разности и схожести Америки и России, о том, в чем с Америки надо брать пример, а в чем - идти своими путями. Рецепт, видимо, в сочетании капитализма и христианства: "Надо оценить по достоинству все позитивные моменты, которые содержит в себе христианский персонализм протестантского толка, и те плоды, которые принес он в уникальных условиях Нового Света (...) И в то же время надо видеть однобокость этого опыта, которая ощущается чем дальше, тем острее и рано или поздно (скорее рано, чем поздно) неизбежно приведет Америку к какой-то драматической внутренней перестройке".

Владимир Ошеров. Тинейджеры у власти. Современное американское представление о христианской нравственности в свете "Моника-гейта" и военной акции НАТО в Югославии.

Джеймс Мейвор. Граф Лев Николаевич Толстой. 1898-1910. Воспоминания принимавшего активное участие в переселении в Канаду кавказской общины духоборов члена Королевского общества Канады о Льве Толстом. Вступительная статья, перевод с английского и примечания В.Александрова.

А.Солженицын. Иосиф Бродский - избранные стихи. Из "Литературной коллекции". Разбор Бродского по косточкам - от версификации до общественных взглядов.

Людмила Петрушевская. Из цикла "Карамзин" (деревенский дневник). Стихи, точнее верлибры, в которых угадываются рассказы, но предельно лаконизированные, строфически оформленные и, кроме того, позволившие в такой форме динамично соединить в себе элементы эпические (объективированное повествование), драматические (диалог) и лирические (субъективированное повествование). Обоснование жанра: "народ говорит верлибром / в этом я убедилась в деревне"...

Андрей Битов. Пока не требует поэта... Пьеса. Спор и драка Западника и Патриота из-за бутылки немецкой водки "Pushkin". Полторы журнальных страницы. 1991 год.

Константин Лошкарев. Записка из подполья. Мини-роман. Конфликт между героями - Сергеем (он же рассказчик) и его другом Евгением - как конфликт между искусством (в данном случае - писанием стихов) и зарабатыванием денег. Помимо этих героев где-то на периферии "мини-романа" по разному существуют и по разному исчезают разные же девушки и женщины...

Григорий Капелян. Христос. Рассказ (с ухмылочкой) про пластмассовые фигурки Христа, которые на фабрике приколачивает сапожными гвоздиками к деревянному распятию - поскольку никто больше приколачивать не захотел - специально для этого взятый на работу убогий Авиром, и про двух других убогих: Софию Меншинг, воображающую, что у нее стигматы, и в конце концов сходящую с ума, и Доната Улею, утверждающегося в своей миссии "вернуть людям истинную правду о Христе" - "в то время, когда он сидел в уборной".

Мария Рыбакова. Фаустина. Рассказ, в котором читателю предстают молодой Ханс Гете и его сестра Корнелия. Больше всего удивляет способность автора именно не стилизовать, а полноценно воспроизводить стиль эпохи, существовать в нем полноправно, органично и естественно.

Алексей Пурин. Варварские сонеты. Числом восемь, про Италию. Варварские, видимо, еще и потому, что в одном сонете из цикла - 18, а в другом - даже 23 строки (считая и эквивалент текста).

Людмила Штерн. Забытый остров. Жемчужина Антильских островов. Рассказы, точнее путевые заметки. Из первой - про остров Святой Елены - можно помимо прочего узнать, что там нет бабочек, но есть 59 видов жуков, а из второй - про Мартинику, - какие блюда креольской кухни наиболее популярны.

Генрих Сапгир. Автобиография, написанная поэтом за полторы недели до смерти (07.10.99 г.).

Поэтическая "Проверка зрения и слуха" Виктора Коваля - многошумливая и пестрая пустота, хотя и ловко зарифмованная: "Как ни верти, со всех сторон / Сей лист исполнен сущим вздором / Автоматическим пером / За телефонным разговором..."

Не в том беда "Amores novi" Марка Харитонова, что оно невнятно, хаотично и почти бессмысленно, а в том беда, что оно безумно, безумно скучно.

Константин Ваншенкин. Волнистое стекло. "Бедный скворушка - / Стихотворушка. / Что он нам несет / С небольших высот..."

"Взятие Измаила" окончено, посрамленный читатель в панике бежит, ломая ряды, бросая знамена. Поздравляем Михаила Шишкина с сокрушительной победой над литературой.

Малоутешительные стихи о языке и его поэзии" Игоря Бурихина -иногда забавные игры с языковыми пластами и стилями. "Индый Индра, с Непры брысь! - корлевичны, / На семи ее порогах. И семиотиков не боись, / Лизанька, / не тоим еще вянком / жар загрябаут..."

Тамара Орлова. Муза. Рассказ. Про дирижера Хаскеля И., убившего свою полоумную, писавшуюся в постель невесту, - убившего, надо сказать, не за это, а за то, что она от него ушла...

Аркадий Пастернак. На деревню дедушке. Рассказ. Маленький мальчик приезжает к деду в деревню, и все бы хорошо, но на следующий день дед напивается и начинает швырять во внука бутылки с криками: "Кровь жидовская поганая, заполонили всю Россию, продыху не дают!"...

Людмила Макарова. Мармазетка. Мартовская зарисовка, из которой можно узнать, как рассказчица любит свою кошку, какие у этой кошки повадки и в конце - что Мармазетка нашла своего кота, а рассказчица нет...

Михаил Коробов. Дебильная сумка маде ин Джапен. Рассказ, довольно бессвязный, о школьной любви-ненависти шестиклассника Подвигина к однокашнице Розентальс.

Все вышеозначенные авторы, а также стихи Нанишы Нентьевой, Геннадия Руднева и Леонида Саксона (о которых только и можно сказать, что они довольно неважные) напечатаны в журнале "Октябрь" под рубрикой "Новые имена".

Павел Крусанов. Укус ангела. Роман. Фантасмагория, начинающаяся с победы Российской Империи в Крымской (по всей очевидности) войне и присоединения к России Константинополя... Далее вся штука строится на бесконечной череде анахронизмов (как-то: разночинцы, обсуждающие Фрейда и Юнга; Морозов, убивший сына - видимо, Павлика - во время войны с Наполеоном за то, "что тот указал французским фуражирам, где отец овес от ворогов укрывал"; практически одновременны - завоевание Кавказа, компьютер и Лига Наций, и т.д. и т.п.). Кроме того, все это обильно приправлено мистикой и китайщиной...

Геннадий Красников. На декабрьском причале. Стихи. "Вот еще один день, да еще один снег, / да еще одна ночь - и закончится век. // Слышишь, ветер гудит за окном на пруду, / это век или снег - вылетает в трубу? // Зарекаться с тобой не обучены мы / от сумы и тюрьмы да от русской зимы. // (...) Видишь, дети с коньками бегут на каток. / Замкнут круг. Подо льдом Гераклитов поток".

Светлана Васильева. Песнь странствий. От странствий в этой прозе неопределенного жанра - встреча двух подруг, русских и, конечно, литераторш, в Берлине. От песни - разве что кликушески-истерическая сумбурность речи, усугубленная тремя "женскими" (так в подзаголовках) снами...

Георгий Фере. Три разбойника с большой дороги. Русская народная святочная сказка. Действие происходит в городе Бляндашиха, каковое название дает вполне точное представление о характере и стиле произведения. А чтобы представление было не только точным, но и по возможности приближенным к полному, стоит добавить, что помимо залихватской фени и лагерных прибауток в текст вкраплены перифразы Гоголя и цитата из Шарля Перро на французском языке.

Лариса Сысоева. Берлинские эпохалки. Анекдоты в первоначальном значении этого слова - наблюдения, случаи, обмены репликами, конфузы, бон мо людей вообще известных (поэты, писатели, актеры, режиссеры, художники) и известных только автору записей - отчего они хуже не становятся...

Окончание романа Юрия Бондарева "Бермудский треугольник" демонстрирует стремительность сюжета, более приличествующую искусству кино из разряда "крутой боевик". Герой лишается возлюбленной, которую злые люди подсадили на героин, лишается деда - великого художника, умершего своей смертью, лишается наследства, которое другие злые люди похитили, лишается друга, оказавшегося убийцей и предателем (которого в приступе священного гнева казнит своей рукой). Вывод: жизнь - бардак и сплошной Бермудский треугольник...

"Ненаписанные рассказы" Владимира Солоухина скорее воспоминания о действительных событиях, чем собственно художественная проза. Лучший и самый короткий - о том, как рассказчик разлюбил девушку, потому что она кормила его подгнившей черешней, выбирая себе неиспорченные ягоды.

Крошечная подборка Владимира Пучкова, кажется, может дать несколько действительных образов: "Ходит ворон, черный князь, / По камням замерзшей глины. / Воду мертвую клюет..."

"Рассказы о грибах" Альберта Карышева - настоящий гимн грибам, лесу, шире - русской природе. Выбросить бы из них диссонирующую с общей умиротворенной тональностью "политику", чудные вышли бы рассказы.

Очередная глава книги Станислава Куняева "Поэзия. Судьба. Россия" посвящена событиям 91-го года. Гнев и пристрастность не делают свидетельства автора особенно ценными, тем более справедливыми. Помимо "общеполитических" событий, Куняев описывает "захват" победителями Союза писателей. Автор бранит коммунистов за трусость и пассивность. Как и в других главах, заметны признаки юдофобии.

Светлана Леонтьева. Янтарная веточка. "Видимо-невидимо поэтов, / Поэтесса, может, я одна". Ну, господь с тобою...

"Сказочки" Юрия Буйды - все тот же излюбленный автором фантасмагорический реализм. Четыре коротких рассказа, где автор демонстрирует свое прозаическое мастерство, одновременно обнаруживая полную творческую исчерпанность.

"Зимний досуг, или Путешествие за три моря" Славы Сергеева имеют подзаголовок "Маленькая повесть о любви". Но обнаружить в тексте предмет творческого исследования невозможно, там есть все что угодно: ирония, стилистические игры со словом, культурологические игры со смыслом, философско-литературные аллюзии и даже грубые страсти. Но любви, увы, нет. Разве только к водке.

Повесть Веры Чайковской "Ученик, или В окрестностях рая" свидетельствует о том, что автору не следует браться за прозу. Ибо продукт творческих усилий в этой области отдает духом такой дешевой парфюмерии, которой вкупе с лирикой Эдуарда Асадова пользовались разве провинциальные пэтэушницы лет двадцать назад. "Максим приблизил к девушке бледное, выразительное лицо..."

Марина Туманова в подборке "Женщина у окна" рассказывает о каких-то женских несчастьях, не показывая их самих, а только вводя в стихи внешние и зримые приметы эих несчастий. Общая тональность - отстраненное и уже пережитое чувство. Общее настроение - печаль. Не то чтобы очень оригинально, однако вполне читабельно.

Рассказ Даниила Гранина "Наваждение" тоже о любви, точнее, о тех возможностях, которые открываются в человеке благодаря сильному чувству. Если такую историю изложить чуть попроще, без долгой преамбулы, эффект, кажется, мог бы выйти значительнее.

Стихи Игоря Емельянова содержат редкий в наши дни жизненный напор и демонстрируют определенную авторскую дерзость. Не всегда ровные, они тем не менее оставляют впечатление живого и не причесанного гребенкой литературной обыденности слова.

Марина Тарасова в рассказе "Колбасный цех, который на Парнасе" строго следует закону жанра и не ошибается. Приберегая главный эффект для финала, она переводит обыкновенную житейскую историю про женщину, положившую жизнь на бессмысленное накапливание денег, в плоскость более широкого обобщения, придав ей не только психологический, но и социальный и даже философский смысл. Она оставляет свою героиню со сберкнижкой в руках в канун девяностого года, намекнув, что дальше последуют девяносто первый, девяносто второй, девяносто третий...

Рассказ Геннадия Абрамова "Спорыш" - ироничное и вместе с тем симпатизирующее описание одного из типов современного деревенского мужика - и хитроватого, и широкодушного, и бескорыстного, и себе на уме. Хорошо вписывается в традиционную линию русской литературы.

Окончание документального романа Анатолия Приставкина "Долина смертной тени" посвящено вопросу, допустима все-таки смертная казнь или нет. Однозначного ответа автор не дает, хотя склоняется в сторону милосердия. В финале звучит панегирик члену Комиссии по помилованию, поэту, певцу и прозаику Булату Окуджаве.

Герои романа Кристофера Бакли "Здесь курят" (пер. с англ. С.Ильина) продолжают летать на самолетах с чемоданами долларов и попадать в детективные истории. Журнал печатает окончание романа, главное достоинство которого - актуальность. Массовая литература в погоне за CNN пытается демонстрировать события в прямом эфире - и это ей удается.

Однако хит номера - это "Литературный гид", отданный под Набокова: беглая глава из воспоминаний В.В. "Убедительное доказательство", мистификация Чарлза Кинбота о подлинной жизни автора, повесть Эрика Орсенна и статья Алексея Медведева "Перехитрить Набокова". Своей замысловатостью гид действительно пытается перехитрить В.В., но читатель все же запутается в системе масок, зеркал и ловушек, выстроенных отчасти Набоковым, отчасти редакцией, отчасти - переводчиком Сергеем Ильиным, для которого двенадцатый номер стал своего рода бенефисом: половина текстов журнала дана в его исполнении или с его подачи. Нам же остается отметить, что самым увлекательным, хитроумным и загадочным романом В.В. была его собственная жизнь, к которой он постоянно возвращался на склоне лет, пытаясь посмотреть как будто со стороны. Его последний роман "Смотри на арлекинов!" и "Убедительное доказательство", исполненное в третьем лице, убедительно же доказывают наше предположение.

Рубрика "В глубь стихотворения" отдана "темному" "Псалму" Пауля Целана, который благодаря системе переводческих отражений все же прорастает, "как дикая роза", к свету. Поэтому чтение рубрики - это почти киношный опыт: текст стихотворения, как цветок в ускоренной съемке, раскрывается у тебя на глазах. Удивительное ощущение. Завершают номер рассуждения Алексея Мокроусова о влиянии кватроченто и японской декоративности в живописи Бальтюса под чудовищно высокопарным названием "Музыка молчания, или Время зеркал". Бальтюсом - невысокопарным и статичным - и оформлен двенадцатый номер, достойно завершающий десятилетие. А ведь и правда - десять лет прошло с тех пор, как "Иностранка" распечатала "Улисса"! Но "лучшее, конечно, впереди" - новое оформление и начало книжной серии "Иллюминатор": "лучшие произведения мировой литературы в лучших переводах". Первая книга - "Обещание на рассвете" Гари - уже вышла.