Всегда первая

	Наталья Крымова.

ОДНО из самых культовых имен в театральной критике, возникших на волне хрущевской оттепели 60-х, - Наталья Крымова. Ученица Павла Маркова, выпускница ГИТИСа, она многое восприняла от своего учителя: и благородный стоицизм в позиции критика, стоящего с театром на равных - не ниже и не выше; и суровую строгость критериев в оценках, особенно в тех случаях, когда оскорбляется культура; и интеллектуальную ответственность доказательств в своих статьях, и, наконец, просто умение талантливо писать. Все это - свойства человеческой одаренности Натальи Анатольевны, которая стала для многих критиков моего поколения безусловным авторитетом, оказавшим влияние на наше и духовное и профессиональное формирование.

И потому не считаю себя вправе определять роль Натальи Крымовой в театральном процессе. Скорее, юбилей нашего выдающегося критика дал возможность засвидетельствовать почтение и выразить давнюю благодарность.

Крымова словно угадала родиться в годы великого перелома, чтобы ее критическая судьба складывалась на сломах истории. Она участвует в создании легендарного журнала "Театр" эпохи оттепели, и именно Крымова становится в редакции первой жертвой сменившейся власти в стране. И хотя она никогда не была главным редактором "Театра", идеологические надзиратели безошибочно почуяли в ней превосходство интеллектуального лидера и по-своему были правы: в лице Крымовой они увольняли чуждого им идеолога. В брежневский застой, игнорируя обстоятельства, она готовит к изданию и публикует двухтомник эмигранта Михаила Чехова; а еще - ее телевизионные передачи на образовательном канале, которые в семидесятые были в высоком смысле просвещенными и просветительскими и вызывали огромный интерес; ее статьи, книги о живом театральном процессе, которые немедленно прочитывались и обсуждались. В каком-то смысле Крымова как критик прожила счастливую жизнь: ее всегда читали, ее статьями всегда восхищались. Получить редактору статью для издания от Натальи Крымовой считалось победой, поскольку она сама выбирала тему, как впрочем, и издание. Крымова сумела заставить не просто уважать нашу профессию, но и вызывать у кого почтение, у кого и вынужденный трепет. Возможно, поэтому в эпоху газетных рейтингов постперестройки у людей театра именно она всегда шла с большим отрывом от своих собратьев по цеху как первый, как лучший критик.

Думается, здесь театральное сообщество платило еще и дань признательности критику, сумевшему остаться в разных эпохах - от хрущевской оттепели до ельцинской постперестройки - верным гамбургскому счету в профессии. Статьи Натальи Крымовой оплачены ее судьбой. Нравственный императив "пиши, как живи, и живи, как пишешь" критике свойственно чаще примерять к художникам и реже к самим себе. Крымова потому и устояла, что слово ее было точно, поскольку не замутнено нравственное чувство; она предпочитала жертвовать устойчивостью социального положения, оставаться безработной, но всегда во все времена работать не служа, и парадокс - всегда дело находило ее. Наталья Анатольевна - и критик, и писатель, и архивист, и комментатор, и телеведущий, и театровед, и педагог.

Как-то на одном из театральных сборищ ВТО в очередной раз стали клеймить критику и один режиссер съязвил: "Критика мало что понимает в театре, а если и понимает, то только тогда, когда муж - выдающийся режиссер". Стрелы очередного признания летели в Крымову, но наконечник был смазан долей яда. Подразумевалось - Эфрос подсказывал Крымовой, как писать и что писать. Между тем рядом с Анатолием Васильевичем была не просто любящая жена и уж совсем не послушная ученица - рядом был верный союзник, равный партнер, преданный помощник. И думаю, не только режиссер помогал критику, но и критик режиссеру.

Наталья Анатольевна стоически перенесла утрату мужа, приблизить кончину которого постарались, увы, многие. Кажется, она никогда не обсуждала своих врагов, но навсегда от этих людей отходила и оставалась жестко бескомпромиссной. Враги Эфроса, порой мне казалось, были куда большими врагами для Крымовой, которая защищала мужа, режиссера, театр, их жизнь.

Когда Эфроса не стало, то Крымова исполнила до конца свой долг перед покойным мужем. Режиссерское наследие Эфроса издано, осмыслено, как никакое другое из его современников, только благодаря Крымовой, которая не понадеялась на нас, а сама поспешила помочь будущим историкам, не сильно надеясь на современников.

Были ли у Крымовой ошибки? Не знаю, но лучше, чем как-то она сама в одном доверительном разговоре сказала, не скажешь: "Наверное, во многом нас с Анатолием Васильевичем можно справедливо обвинить, но в одном нельзя: у нас никогда не было цинизма в отношении театра". Невозможно представить Крымову-педагога ГИТИСа, которая поддиктовывает статью своему ученику, к примеру, о ректоре ГИТИСа. Скорее, ее бы насторожил подобный ученик. Трудно представить ее человеком, который бы обслуживал чьи-то художественные авторитеты, закрывая глаза на то, что авторитета, тем более профессионального имени, давно уже нет. Невероятно представить, что она своими статьями обеспечивает себе хорошее отношение начальства на месте службы.

Крымова никогда не унижалась до обслуживания репутаций и потому служила театру. Этот подлинный урок судьбы критика в эпоху журналистского своеволия, фуршетного способа существования, раскола, от которого проигрывает только весь институт критики, а переигрывает театральное политбюро, растащившее по углам не только нестойкую молодежь, но и павшие авторитеты. Эта судьба сообщает дополнительное почтение к юбиляру и доказывает, что профессия театрального критика хоть и зависимая, но от уровня театра, а не от уровня отношений с деятелями театра.