Легко ли быть идиотом?

	Авдей Тер-Оганян в роли карлика.

ИДИОТИЯ сближает народы. И это всерьез. Русские и французы на выставке "Безумный двойник" встретились как два народа-безумца. Именно русско-французское присутствие конструирует выставку. Вначале было французское слово. И слово было "авангард".

"Авангард" происходит из языка военных. Авангард в искусстве - идеология наступления по всем фронтам. "Атака Тулонского порта" - знаменитый проект Филиппа Места (р. 1966): молодой художник в 1993 г. влетел на катамаране с мощным мотором в гавань и обстрелял авианосец красками. Лодка Филиппа Места открывает выставку "Безумный двойник". "Атака" Места на поверку - салют, потому что система ракетниц, установленная на лодке, предназначена для того, чтобы салютовать, но не для того, чтобы прицельно бить по штабам. Филипп Мест на ура был принят художественным сообществом: его "Атака" стала самым знаменитым жестом французского искусства девяностых, он прославился и начал работать с модной парижской галереей Жуссе Сегуэн. В этом разница между современным искусством и футуробезумием начала века. Авангардисты нападали, чтобы добить. Наши современники - для того чтобы войти в контекст.

Век ХХ начался с идей социальной утопии. В искусство они ворвались вместе с авангардом. Голодный и злой художник-новатор был естественным союзником пролетариата - по призванию и самоопределению. Когда утопия стала соцзаказом, то расцвели пышным цветом архитектура сталинского ампира и живопись германореализма. Так авангард перешел в свою противоположность и исчерпал свой пафос. А после войны Америка и Европа научились холить и лелеять радикалов по-свойски: бунтарь обрел желанную сытость, и за каждой из смелых акций стала просматриваться прозрачная перспектива - музеи, довольная старость и спокойная смерть в окружении любовниц и журналистов. "Авангардизм" стал постепенно изящной игрой - не более чем игрой.

"Анна Каренина" разбила поезд. Виноват Александр Шабуров - художник с окраины. Он родом вышел с Урала, из города Березовского, а живет в Е-бурге. Европа ли Екатеринбург - вопрос не географический, а стилистический. "Европа" в культурном смысле находится там, где производят европейский дискурс. Шабуров - более чем европеец, потому что его произведение на выставке о "пересмешнике" оказалось самым дурацким: маргиналы выражают дух центра лучше, потому что чуют его с большего расстояния. "2 тома Анны Карениной, катящиеся друг за другом по детской железной дороге" - кульминация невменяемости. Эта работа Шабурова представляет собою пластмассовую "железку", на которой стоят два паровозика, везущие две книги Толстого. На вернисаже художник пытался запустить эти поезда в движение. Этот запуск превратился в самостоятельный перформанс. Шпалы выгибались под тяжестью Толстого, и "электровозы" все время заваливались набок на стыках. При этом художнику никак не удавалось привести в действие два поезда одновременно: только он ставил на шпалы один, как другой тут же падал. Когда наконец, на удивление, поехали оба, столкновение стало неизбежным, потому что один катился явно быстрее другого (батарейки, видимо, были израсходованы в разной степени), а путь, изогнутый восьмеркой, предоставлял все возможности для лобового столкновения. В конце концов дело закончилось тем, что поезда свалились за край стола, на котором стояла железная дорога, а тома "Карениной" отлетели прочь. Так груз великой литературы помешал нормальному движению поездов.

Детские игрушки выражают дух искусства, которое не хочет взрослеть. "Инженер-кулибин [так!], одержимый изобретательством", "любитель ерунды и пустяковых поделок кича" - два раздела выставки, в переходе между которыми оказалась шабуровская работа. Все в ней раздражает взгляд. На обложке дешевой "Карениной" изображен блестящий напомаженный офицер: то ли Толстой в молодости, то ли Вронский в расцвете сил. Русская пластмассовая штамповка для детей - чудовищная дорога, которую только отец-вредитель может купить сыну, завораживает своим дурацким дизайном и абсолютной нефункциональностью (поезд явно слишком тяжел для шпал даже без груза, а значит, игрушка изначально не может работать хорошо). Кошмар "Карениной" для провинциальных школ плюс ужасы русского "электровоза" естественным образом сочетались с недорасчетом художника (или, наоборот, слишком хитрой его задумкой). В том, собственно, и прелесть шута - никогда не понятно вполне, есть ли удачная шутка результат запредельной глупости или же, наоборот, тончайшего ума. Толстой для пластиковых вагонов - это пример литературной машины, которая уже не нуждается в читателе. Только пересмешник может принять такого Толстого.

Век близок к концу. Единственная иллюзия, которая осталась, - побег в глупость. Глупость еще ничем не дискредитировала себя. Наоборот, быть дураком - значит стоять в очень выгодной позиции, потому что в хорошо структурированном обществе только дурак может позволить себе высокую степень свободы. Петрушка может ударить городового, и ему ничего за это не будет. Пульчинелла может посмеяться над профессором болонским, и все начнут хлопать. Художник в конце ХХ века сознательно встает в позу комедии дель арте, балагана, палаты # 6. И ему за это платят.

Василий Бычков - директор компании "Экспо-парк". Один из главных организаторов выставочного дела в Москве. Он же - персонаж работы АЕС. Он же - замдиректора ЦДХ. Так что любой из сотрудников Дома художника может полюбоваться на своего начальника кишками наружу (то-то, должно быть, радость), потому что именно в таком виде Василий Бычков предстает в фотоинсталляции АЕСов - рядом с другими персонажами. На вернисаже живой Бычков радостно показывал себя - фотографического - гостям. Вот пример гармоничного отношения художника с начальником: представим себе в такой роли, к примеру, руководителя МОСХа и левейшего из левых мосховцев лет так ...цать назад, и станет ясна разница; положительная динамика налицо. И отрицательная: она - в том, что сегодня за искусством не видят социальной угрозы. И справедливо. Потому что оно больше не несет такой угрозы. Радикализм интегрирован в рынок.

Любое общество должно иметь свою противоположность в себе. Это позволяет его членам знать о возможности выхода за пределы общественного договора. Собственно, такая возможность и есть социальная свобода. Занятие современным искусством позволяет быть дураком на законном основании. При этом мир идиотов жестко структурирован в своем микрокосме. "Гнездо кукушки" свободно только на взгляд внешнего наблюдателя: внутри него существует своя иерархия. Дебил дебилу рознь.

"Заговорщик-террорист, хулиган и пьяница", "колдун-мистификатор, чернокнижник и лжеученый", "членовредитель, извращенец и садист"... Подзаголовки разделов на выставке (а всего их 10) звучат, как строки из приговора суда общественного презрения. И в эти строки прекрасно ложатся лучшие художники девяностых: москвичи и не очень, россияне и европейцы. Бывший одессит Юрий Лейдерман с его "Стокгольмским проектом - имена гор" (1995-1998) - типичный лжеученый: инсталляция была создана для выставки "Интерпол" (Стокгольм, 1996) - самой скандальной репрезентации нашего искусства за пределами Родины. "Электролитическое осаждение меди управляется переменным по амплитуде электрическим сигналом, снятым с фонограммы озвученного письма", результат - комочки меди, осевшие на проводах, - металлическое выражение акустической структуры писем художника, направленных, к примеру, Яну Аману - шведскому куратору проекта "Интерпол". Добряк Константин Скотников из Новосибирска, который виртуозно кусает собственные плечи (на фотографиях) и дотягивается почти до локтей, - конечно, членовредитель и извращенец: стоит только послушать, как он жалуется на синяки, которые не проходят несколько дней после покусов.

Плоха та страна, из которой бегут шуты. Александр Бренер вызвал Ельцина на дуэль прямо с Лобного места: Бренер был мастером громких публичных акций в середине девяностых. Дмитрий Пименов известен как главный поэт революционного сумасшествия и один из подозреваемых по делу о взрыве на Манежной. Авдей Тер-Оганян иконы топором порубал на ярмарке "Арт-Манеж" в прошлом году. Бренер давно уже в Вене. Пименов и Тер-Оганян один за другим отправились в Прагу. Проблема в статусе: они воспринимают себя как художников. А их принимают слишком всерьез. Там, где премьер зовет "мочить в сортире" террористов, места художественной идиотии нет, потому что идиотия бытовая ее многократно превозмогает. "Пересмешник как тип авангардного художника девяностых" - русский подзаголовок выставки. По-французски он звучит совсем иначе: "Идиотия как современная стратегия". В этом зазоре между "идиотией" и "пересмешником" - корень проблемы. "Идиотия" - название слишком болезненное для русского канцелярского слуха. Социум болезненно воспринимает "стратегию идиотов" Бренеров, Пименовых, Тер-Оганянов потому, что она слишком явно указывает на язвы самого общества. Легче отрубить перст указующий, чем избавиться от гноища. Выставка "Безумный двойник" предлагает не рубить больше пальцы.