В МОСКВЕ завершился международный фестиваль "Новая Европа: что мы приобрели - что мы потеряли?", в рамках которого состоялась неделя документальных и художественных лент, представленных десятью европейскими странами, снятых за десять лет после падения Берлинской стены, - "Новые фильмы, новые темы". Московская публика, изнуренная за этот же период примитивной американской продукцией, охотно шла в отданный "новоевропейским" картинам кинотеатр "Художественный". Зрительный зал в течение девяти вечеров, пока здесь бесплатно показывали кино стран бывшего соцлагеря, был полон, и окончание каждого показа неизменно сопровождалось признательными аплодисментами.
После Стены восточноевропейский кинематограф остался для нас территорией совершенно неизвестной, и, конечно, хотелось, чтобы этот фестиваль в какой-то мере помог преодолеть наше незнание. Однако общее впечатление от участвовавших в нем фильмов получилось довольно размытое, и вряд ли по представленным картинам можно судить о том, какие процессы происходят сегодня в киноиндустрии стран Восточной Европы. Видимо, отрасль переживает трудности, связанные, как и в России, прежде всего с финансированием (Румыния и бывшая Югославия вообще не были представлены) и, что еще печальнее, с отсутствием интересных художественных идей.
Документальный кинематограф Польши, Венгрии, Чехии в основном был посвящен, как и следовало ожидать, теме преодоления сталинизма. Понятие это стало универсальным по отношению к любому процессу, связанному с "советским" насилием. Современными кинодокументалистами из Восточной Европы эта тема, можно сказать, освоена. Режиссеры пытаются осмыслить свое недавнее прошлое не только в традиционном ключе строгого реализма ("89 миллиметров от Европы" Натальи Корынцкой-Груз, Польша). Совершенно неожиданной выглядела неигровая короткометражка "Конец сталинизма в Чехии" Яна Шванкмайера. Используя анимацию, режиссер снял ленту, насквозь ироническую и убедительную в том смысле, что сталинизму действительно наступил конец, он не более чем страшилка, над которой после всех испытанных страхов не грех и посмеяться.
В художественной части фестиваля кинематограф Восточной Европы и стран Балтии, чувствуется, игнорирует общественно-политические темы. Процессы, происходящие в обществе в последнее десятилетие, будто его и не касаются вовсе. Это можно было бы только приветствовать, если бы представленные на фестивале киноопусы давали хотя бы малейшие основания причислить их к разряду художественных открытий. Отрекшись от старого мира, режиссеры стран Балтии, например, настойчиво осваивают авторскую стезю. О чем свидетельствуют, по крайней мере, тягуче-бесконечный и невнятный "Двор" литовского режиссера Валдаса Навасайтиса и "Георгика" эстонца Сулева Кеедуса, полная многозначительных метафор и символов.
Если бы среди представленных на фестивале художественных картин провести конкурс, то главный приз, несомненно, получила бы чешская лента "Езда" оскароносца Яна Сверака. Фильм снят в модном нынче жанре путешествия и полностью лишен каких бы то ни было политических аллюзий. Единственное "политическое" напоминание в нем связано с "пражской весной", когда герои картины - трое молодых людей, остановившись на ночлег в незнакомом доме, находят там старые газетные вырезки. В фильме Яна Сверака отсутствует и роковой тоталитарный мотив, в отличие, скажем, от "Тоталитарного романа" Вячеслава Сорокина, которым на фестивале была представлена Россия. "Езда" к тому же несколько мелодраматична. Сюжет, построенный на неспешном передвижении героев в автомобиле по дорогам Чехии, предполагает не столько перемену мест, сколько перемены во внутреннем состоянии персонажей, движение чувств, неожиданные повороты в их отношениях. Трагический финал картины вряд ли может свидетельствовать о каких-то необратимых процессах, происходящих в молодежной среде постсоциалистической Чехии. Обыкновенная жизнь ее героев протекает вдали от каких бы то ни было общественных обстоятельств, она свободна от любых внешних потрясений. Присутствие в программе фестиваля "Тоталитарного романа" и "Езды", надо полагать, не случайно. Удушающую атмосферу фильма Сорокина, где человеческие судьбы ломаются, уродуются под давлением беспощадной тоталитарной машины, где герои существуют в неопрятном и тесном пространстве советских коммуналок, тщетно пытаясь противостоять и этому быту, и бессмысленной идеологии, невольно хочется сравнить с необъятными, просторными пейзажами чешской картины, в которых происходят незатейливые приключения молодых людей, путешествующих просто так, как бы "по воле волн". И если в фильме Сорокина мотив "пражской весны" доминирует, то у Сверака это только необязательный штрих, упоминание между прочим.
"Тоталитарным романом", в котором диссиденты борются за свободу, фестиваль завершился. Надо надеяться, что тем самым была обозначена черта, отделяющая недавнее прошлое от настоящего, в котором нет ни Берлинской стены, ни вездесущих кагэбэшников. Эта черта прошла и по восточноевропейскому кинематографу.