Сиплая Евтерпа

	Поэт Юрий Кублановский. Фото Александра Кочкина

У ОДНОГО из самых заметных наших поэтов Юрия Кублановского в журналах "Новый мир" # 9 и "Континент" # 99 вышли две подборки стихов. Для любителей поиграть с мистическим значением чисел, поклонников Пифагора или почитателей Дионисия Ареопагита уже тут вполне может найтись поле для разного рода интеллектуальных упражнений. Мы же - не мистики, скорее посильные метафизики, и то в лучшем случае, а потому ограничимся только констатацией факта как такового...

Кублановский, как было уже сказано, - поэт заметный, его книга, называвшаяся (что в нашем контексте весьма кстати) "Число" (1994) была, скромно говоря, не последним событием в мире российской поэзии, а "Заколдованный дом", вышедший в 1998 году (каковая цифирь при несложной спекулятивно-арифметической операции опять же обращается в три девятки), по заслугам выдвигался на соискание Антибукеровской премии соответствующего года и вошел в ее шорт-лист. И уже только потому, что "Число" представило российскому читателю поэта крупного, со своей темой и своим голосом, выступление Юрия Кублановского в нынешней периодике не может остаться без внимания.

Но, увы, последние подборки его стихов в толстых литературных журналах скорее разочаровывают. Прежде всего тем, что в представленных стихах Кублановский оказывается не выше того уровня, который им заявлен, например в "Числе", а может быть, даже и ниже. Во всяком случае, "повторение пройденного" (а темы этих подборок и осмысление этих тем создают впечатление именно повторения того, что уже звучало в той книге), повторение не только без развития, но и с ощутимым ущербом - и на уровне лексическом, и, пожалуй, как следствие на уровне метафизическом, не может не разочаровать, во всяком случае, тех, кто читал "Число" и знает, как может писать Юрий Кублановский.

Впрочем, по порядку. В "Континенте" подборка стихов называется "Осень патриарха" - чем аллюзия на Маркеса и ограничивается, соответственно вызывая вопрос, а зачем она вообще была нужна. Хотя, с другой стороны, если бы эта аллюзия и находила какое-то развитие в дальнейшем, это бы не избавило от вопросов, просто они были бы другими. Или русские стихи невозможны без таких аллюзивных подпорок? Или патриарх (а Юрий Кублановский, видимо, может называть себя патриархом, в отличие, скажем, от позднего Мандельштама, которому и тогда, и по сию пору до патриарха далеко, чем и интересен) упомянул, таким образом, Маркеса толико красоты латиноамериканской ради, что опять же вызывает вопрос, но уже метафизического, извините, плана: а красота ли это, если, кроме "лобовой" аллюзивности, нет у нее никаких оснований?..

Но Бог с ним, с Маркесом, он здесь и вправду ни при чем. В стихах этого цикла Кублановский делает несколько и без того важных заявлений (это слово, пожалуй, наиболее соответствует тому тону, с которым, слова поэта произнесены). Например:

Сведение счетов с самим собой, но прошлым, молодым и недалеким - то есть "высоколобым" - главная, пожалуй, тема подборок, как "континентовской", так и "новомирской". То ли подведение итогов, в основном безрадостных, то ли некие "пени" прошлому с точки зрения умудренного опытом настоящего - пусть решает читатель. Главное - конфликт между самим собой прошлым, мыслившим настоящее (то есть будущее) иначе, чем это будущее, став настоящим, реализовалось. А в разбухшем до размеров не то вечности, не то континуума настоящем, по русской традиции, вербализованной, например, Высоцким, все, конечно, "не так, как надо". И в этом настоящем разочарованный, надо понимать, поэт места себе не только не находит, но и находить отказывается:

Что ж, отказ поэта от мира, недостойного поэзии, не новость ни в российской, ни в какой другой поэзии. Как не новость и соединение развязной, не то чтобы низкой, но, что ли, до срыва голосовых связок простуженной в сквозных таганских подворотнях лексики с лексикой, так сказать, "эстетичной", окультуренной, - от какового соединения возникает, как бы это поточнее сказать, странноватая эстетика постсоветской хрипатой суровости, - в результате чего читателю предстает этакая сиплая, мужиковатая Евтерпа:

Основу "новомирской" подборки, названной, соответственно, "Сбылись времена", составляет цикл из шести стихотворений "Развивая Маркузе" с посвящением: "Памяти 68-го". Имеются в виду, как следует из заголовка (без которого, кстати сказать, смысл текста был бы не вполне внятен, что вряд ли свидетельствует о самодостаточности собственно стихов), события не чехословацкие, как могли бы подумать многие, но французские. А именно - студенческие волнения, идеологом которых был немецкий философ Герберт Маркузе, идеологом по крайней мере в той же степени, что и другие два "М": Маркс и Мао. Франция и поэзия - тема отдельного разговора, для Франции, пожалуй, нелицеприятного, здесь же речь о другом. Кублановский снова пеняет Европе и ее буржуазии, к которой "придется снова в рабство поступать", ее "мещанской энтропии", (снова потому, что эту тему поэт уже озвучил в "Числе"), пеняет и себе самому, своей молодости. Но что толку. Ведь очевидно: если Кублановский сегодняшний мудрее себя (и не только себя) вчерашнего, то как мудр будет он же завтрашний по отношению к себе (и не только к себе) сегодняшнему... "Развивать" Маркузе нетрудно, если предположить, что история кончена и можно однозначно подвести итоги, расставить все по своим местам, включая пресловутые точки над "i"...

Но совершенный вид глагола в названии "новомирской" подборки: "сбылись", обманчив. Времена продолжаются. А сведение счетов с собственной молодостью, именно в силу, судя по тексту, неосознанности банальной, но не такой уж простой мысли: "И это пройдет", - наводит на мысль, что у Кублановского есть свой счет и к русской истории, и к Европе, на русскую историю, сколько хватает исторической памяти, увы, влиявшей, но нет выдержки, что ли, чтобы все это метафизически осмыслить, - отчего и стихи цикла "Развивая Маркузе" звучат не более чем комментарием к судьбе, много будет, одного поколения, даже меньше того, к малой, ничтожной части его, но не выходят на уровень именно что метафизический, тот уровень, которого мы вправе ожидать от Кублановского, уровень, на котором Россия и поэзия совпадают навсегда, универсально, непостижимым уму, но в том-то и дело, что поэтически убедительнейшим образом...