Жизнь прекрасна

	Миг вдохновения. Дирижирует Владимир Федосеев. Фото Натальи Логиновой

ВЛАДИМИР ФЕДОСЕЕВ открыл со своим коллективом новый сезон в Большом зале консерватории. Состоялся первый концерт Общедоступного абонемента, сам факт существования которого третий год подряд производит впечатление. Цены абонемента из семи концертов от 21 до 106 рублей позволяют посещать концерты БСО бедной интеллигенции, врачам, студентам, пенсионерам.

После августовских концертов в Австрии - на Брегенцском фестивале с русской программой и на фестивале "Каринтское лето" с бетховенским "Эгмонтом" - в конце сентября оркестр провел гастроли в Киеве. В октябре состоялось европейское турне Федосеева с Венским симфоническим оркестром (в скобках заметим, что в прошлом сезоне Wiener Symphoniker со своим главным дирижером исполнили все симфонические произведения Бетховена). В нынешнем сезоне Федосеев продирижирует 8 концертов в первопрестольной. 19 мая концерт к 75-летию Андрея Эшпая проведет Валерий Гергиев. Перечень солистов не слишком головокружительный, но все же в нем есть имена Елизаветы Леонской, Дженнифер Кох, Юрия Башмета, Виктора Третьякова. Как особые события стоит проанонсировать редко исполняемые "Торжественную мессу" Бетховена и "Патетическую ораторию" Свиридова. Коллекционерам сообщаем, что продолжается выпуск компакт-дисков из звукового наследия БСО.

Московский сезон БСО открыл Восьмой симфонией Шостаковича, сочиненной в 1943 году и посвященной Евгению Мравинскому. Великий советский композитор попытался, как сам он пишет, в звуках "воссоздать картину душевной жизни человека, оглушенного гигантским молотом войны". Прислушаемся к автору, ведь никто лучше него не смог и вряд ли когда сможет сформулировать сущность произведения:

"... человек, являющийся героем моей музыки, идет к победе через мучительные испытания и катастрофы. Он много раз падает, снова встает... Это мое новое сочинение является своеобразной попыткой заглянуть в будущее, в послевоенную эпоху. Восьмая симфония имеет много внутренних конфликтов и трагических и драматических. Но в целом это оптимистическое, жизнеутверждающее произведение. Идейно-философскую концепцию я могу выразить очень кратко, всего двумя словами: жизнь прекрасна".

Элементы марша в его разных преломлениях слышны едва ли не в каждой из пяти частей симфонии. В грандиозном Adagio первой части композитор проводит своего Героя по кругам ада - в столкновении добра и зла главная тема трансформируется в страшный, агрессивный марш. Марш второй части сочетает в себе воинственность и скерцозность, реалистичность русской симфонической традиции и фантастичность Берлиоза. В быстрой третьей части, по удачному определению исследователя творчества Шостаковича Монашира Якубова, перед нами "кошмарная" машина смерти", безотказный и безостановочный, как "перпетуум мобиле", механизм уничтожения" - подавляющий, грозный марш. Медленная четвертая часть написана в форме пассакалии и в характере погребального шествия. В финале Шостакович приводит нас от мрака к свету, от отчаяния к надежде - танцевальные, фольклорные мелодии окрашены в буколические тона.

Безусловно, удовольствие от музыки Шостаковича совсем другого рода, чем, например, удовольствие, получаемое от звуков сладостно-небесной музыки Моцарта или патетической - Рахманинова. Это удовольствие от ощущения, что работает твой интеллект, удовольствие от некоего самопреодоления. В этом смысле Большой симфонический доставил публике истинное наслаждение своей вдохновенной игрой - вместе с музыкантами мы пережили моменты тягостного напряжения, сменяющиеся потоками медитативного оцепенения.

Первое исполнение в столице музыкальных фрагментов зонг-оперы (или мюзикла) "Семь смертных грехов" Вайля-Брехта вызвало у публики неоднозначную реакцию: кто-то недоуменно подергивал плечами и переглядывался, кто-то в душе посмеивался над устаревшей наивностью содержания, художественных средств и благоглупостью русского перевода, кто-то попросту молча покинул зал. Ничего не поделаешь - есть музыка, которая остается в своем времени и потом воспринимается только как музейный экспонат. С другой стороны, и традиций слушания именно такой полуэстрадной-полусимфонической, полуприкладной немецко-бродвейской мюзикхолльной музыки в России недостаточно. Вайля у нас как следует не знают, кроме "Трехгрошовой оперы". Присутствие такой музыки в академическом концерте показалось несколько спорным и даже вызывающе экстравагантным решением маэстро. Если бы эта музыка отличалась чуть большим отблеском гениальности, тогда другое дело... А так в пестреньком коктейле из простеньких вальсов, фокстротов, маршей, блюзов и других модных в 20-е годы ритмов оркестру было негде развернуться и показать свое искусство.

Содержание "Грехов" сводится к путешествию некой Анны и ее женского двойника по американским штатам в поисках лучшей доли (тот же в принципе дантовский сюжет хождения по кругам ада, как и в Восьмой симфонии Шостаковича). События и впечатления комментируются в квазидидактических куплетах, которые поют по очереди и в ансамбле солистка меццо-сопрано и мужской квартет (два тенора, баритон и бас). Каждый новый раздел партитуры - очередной смертный грех. Можно было посочувствовать артистам, которым пришлось со сцены БЗК петь столь неловкую чепуху, как, например:

Жадность - большой порок,
И жадных не любит никто.
Всегда смеются над тем,
Кто не умеет щедрым быть...
или
И тут зад свой Анна заголила,
Поглазеть сошлась толпа на него.
Для зевак и мальчишек
такое было
Бесплатное кино.

Возможно, эта вещь не для концертного зала, а для театра, варьете или кино. Возможно, компенсировать художественную малозначительность произведения (или это только кажется от его чрезмерной легкомысленности?) смогла бы какая-нибудь дива типа Елены Образцовой или Аллы Пугачевой (тем более что Елена Васильевна уже познакомила слушателей со своими версиями зонгов Вайля). То, что объявленную в предварительном анонсе любимицу Федосеева Ирину Чистякову внезапно заменила другая Ирина - Долженко, даже к лучшему. Вместо ожидавшей нас привычной анемичности и скуки мы получили нечто более темпераментное и артистичное. Конечно, солистке Большого театра Долженко и ее все-таки оперной манере далеко до Гизеллы Май и других зонг-звезд Германии, но у нее имеется пусть и маленький, зато свой императив и замечательно подходящий для Брехта-Вайля прокуренно-саднящий тембр. Попытки создать некий образ (все-таки у певицы за плечами школа Натальи Сац и Детский музыкальный) привели к тому, что вдруг вспомнилась Татьяна Васильева с ее Дженни-Малиной в старой сатировской "Трехгрошовой опере".