Эпизод спектакля Евгения Панфилова "Река". |
Фестиваль был примечателен тем, что обозначил разность российской и западной ментальности в отношении к новейшему искусству танца. Им малоинтересно обсуждать понятия "уровень спектакля" или "профессионализм артиста", они готовы приветствовать любое начинание и предпочитают говорить о "расширении опыта" и "исследовании возможностей". Они протестуют, когда мы ищем в танце танец, эмоцию, драматургию или спрашиваем о смысле увиденного. Они говорят: никогда не интересуйтесь смыслом, смысл есть всегда, он в перечислении смыслов или в движении ради движения, он - в том, что творец объявил себя таковым и хочет что-то сказать, а ты, зритель, всегда должен быть готов это воспринять, отрешиться от любых наработок сознания, мешающих это сделать, в том числе от идеи "качества" и возможных упреков автору в дилетантизме. Они в таких случаях думают, что мы по-прежнему, как в былые годы, перегружены идеологией и потому хотим театру что-то предписать, создать правила его функционирования. Справедливо критикуя нас за то, что мы долгие годы недооценивали значение "пробы" в искусстве, но переоценивали свои привычки, они не хотят видеть то, что хорошо чувствуем мы, с нашим историческим опытом, - разницы между идеологией и идеей, процессом и точкой схода, ставя между ними знак равенства. Но они, как и мы, хотят понять, к чему все это приведет.
Именно по этим проблемам притирались друг к другу участники международного симпозиума, обсуждая "Линии и традиции танца XX века" во всех аспектах.
Наши западные коллеги особенно ратовали за проекты типа "Crash Landing" - то, что показала на фестивале Мег Стюарт. Речи о танце здесь нет, говорить можно только об "энергетических конструкциях, которые служат основанием для взаимоотношений сцены и зрительного зала". Да и зал исполнителю все меньше и меньше нужен, о чем честно сказала Стюарт в интервью: такой театр тяготеет к коллапсу, замыкаясь на лабораторных опытах, пробуя все, что исходит из факта нарушения неподвижности и даже из ее сохранения. Главным становится сиюминутная вовлеченность участников, совершенно не нуждающихся в одобрении или неодобрении посторонних. Три этапа показа проекта Стюарт не были похожи друг на друга, а сама идея состоит в том, что набирается группа танцовщиков, видеохудожников и музыкантов, которые что-то делают на сцене при участии работающих компьютеров: кто-то поет арию из "Паяцев", кто-то прыгает на стену, ничего из опробованного не закрепляется, и действие есть спонтанность. Это называется "изучение собственного тела" и "импровизация без прошлого и будущего".
"Самонезавершенное" - моноспектакль француза, работающего в Берлине, Ксавье Ле Роя, бывшего молекулярного биолога, заинтересовавшегося танцем, был замечателен поистине йоговской гибкостью исполнителя. Он послужил не только воплощением идей автора об исследовании тела в эпоху биотехнологий, но и иллюстрацией к одной из дискуссий симпозиума: что такое конфликт в современном театре и может ли постановка без него быть. Здесь конфликт состоял вовсе не в забавных заменах движений рук - ногами, а ног - руками, когда конечности "освобождаются из привычного контекста", чтобы создать какое-то неизвестное науке тело. Наш зритель напряженно гадал: разогнется ли согнутый голый исполнитель, искусно скрывающий своей верхней частью - нижнюю часть? Или так и уйдет со сцены, не привнеся в свой минимализм темы "голое "Я" на голой земле"? Разогнулся - в финале, что не ослабило впечатления.
Выступления труппы Ричарда Олстона (Великобритания) были самими англичанами заявлены как спор между классическим и современным стилем, а фестивальным зрителем восприняты как аргумент "за" сценический танец в его споре с танцем "лабораторным". Вечер одноактных балетов напомнил о здоровой спортивности постановок другого американца - Пола Тейлора. Крепко сбитые танцовщики с хорошей профессиональной выучкой одинаково ровно и стилистически похоже танцевали и "ночной" балет "Монтаж" под Брамса, и "Внезапный выход" с Красным бегом", где царил Хойбелс и "Нью-Йорк контрапункт", - сгибались и выкручивались, завинчивались винтом, прыгали с поджатой ногой...
Самым именитым гостем на фестивале был Иржи Килиан. На симпозиуме он отвечал на вопросы, приведя радикалов в негодование своей старомодностью: сказал, что в танце, "кроме направления, есть еще качество", а как просвещенный зритель он доверяет своему ощущению "нравится - не нравится". На сцене Музыкального театра один из лучших хореографов столетия устроил нечто вроде презентации одной из трех трупп, входящих в балетный конгломерат "Нидерландский театр танца". Объявленное как "мировая премьера жанра "открытой репетиции" мероприятие на репетицию ничуть не походило. Никакой демонстрации рабочего процесса, немного живого танца плюс десятиминутные фильмы-видеонарезки из репертуара пяти приехавших мастеров, в свое время премьеров из разных стран и разных трупп, а ныне, после наступления балетного пенсионного возраста, участников эксперимента, поставленного Килианом для балетных "стариков". В НДТ-3 они исполняют специально поставленные спектакли, с которыми мы знакомились на прошлогодних гастролях труппы в Москве. Эгон Мадсен, Сабина Купферберг, Жерар Леметр, Джиоконда Барбуто, Дэвид Крегель вышли на сцену, чтобы принять овации московских зрителей. В молодости они танцевали мастерски, а теперь им достаточно было просто сидеть на стуле и создавать балет рук, как в показанном фрагменте из позднего килиановского спектакля "Путь в одиночестве" - все равно видно, что мастерство их никуда не делось, просто перешло в новое качество, не менее захватывающее. Было не только интересно, но и грустно. В каскаде балетных отрывков (килиановские балеты 70-90-х, вперемежку со спектаклями Кранко, Бежара, Куделки, Дуато, Ван Манена, Тетли) мелькали вершины европейского и американского танца XX века.
Российскому современному танцу на фестивале был отведен "Русский вечер". Выступления одиннадцати разных по уровню коллективов с отрывками из текущего репертуара отчетливо выявили тенденцию "мы и они". Конечно, у нас пока еще много домашних радостей, следования кому-то и чему-то по принципу "там хорошо, где нас нет", много необоснованных претензий и многозначительности не по делу. (И у них этого хватает.) Но одновременно подходит к концу период чистого ученичества, когда отечественный "контемпорари данс" - не отрывался от мамки, т.е. западных образцов, и учился, лишь подражая. Наступает момент, когда лучшие российские мастера могут соперничать на равных с иностранными коллегами. Пример тому - "Свадебка" Татьяны Багановой (кстати, дважды лауреата Гран-при международных конкурсов современной хореографии в Париже и Ганновере). Не нуждаются в рекламе имена Геннадия Абрамова и Евгения Панфилова, хотя на вечере трудно было получить о них адекватное представление: "Многоголосие" первого и "Река" второго не смотрятся кусочками.
Мы пробуем все. В проектах Вячеслава Колейчука (по основной профессии - художника) сценически воссоздаются идеи оп-арта: исполнитель между экранами, как в аквариуме, тело танцовщика пытается подчиниться всем изменениям видеоряда. Игра с оптикой, визуальные изменения, геометрическая иллюзорность. Кто знает работы Виктора Вазарелли - столпа западного искусства, тот поймет. Школа современной хореографии Александра Шишкина не похожа на труппу "Нота бене" 1999 года рождения, руководимую Валерием Архиповым и Александром Корженковым. Первый делает "общий танец" с литературной подосновой (в программке сказано: по притче Артура Шопенгауэра), второй работает с "киношной" сюжетностью а-ля нравы гангстерских фильмов и анекдотов про новых русских, разумеется, с едва уловимым ироническим оттенком в духе "Криминального чтива". Театр танца Александра Кукина из Петербурга демонстрирует честную зависимость от американского модерн-танца. Челябинский театр современного танца Владимира и Ольги Пона с помощью контактной импровизации изучает суть инстинкта, превращающегося в сознание: фрагмент из спектакля "Ты есть у меня, или Тебя у меня нет" - это фрагмент молодежной тусовки, не имеющей смысла, но теоретически могущей его обрести. Театр танца "Эльта" (Елец) точно описан в буклете фестиваля: "симбиоз эстрадного шоу-балета, джаз-танца и модерна". Метафорическая серьезность Школы танца Николая Огрызкова (Москва) в спектакле "Латерна Магика" соседствует с характерной смешливостью "Смотрин" Ивана Фадеева, где три разбитные девицы, что называется, выкаблучиваются перед ошалелым кавалером.
Напоследок организаторы припасли подарок. Эмио Греко из Голландии - маленький смуглый виртуоз с проектом "Экстра драй", ученик Хайтауэр и Бежара, специалист по классическому танцу, модерну и "японскому "буто", сам себе хореограф, автор концепции "изучения внутренних импульсов тела" и исполнитель. Его спектакль, играемый на фоне обтянутых золотым стен, поразил свободой, рождающейся из точности, из мастерства владения телом в любой пространственной коллизии, самим же исполнителем создаваемой и разрешаемой. Наряду со "Свадебкой" Багановой "Экстра драй" стал лучшим проектом нынешнего смотра.