Уличный театр на Западе

	Бродячий артист. Фото автора

УЛИЧНЫЙ театр на Западе включает в себя не только действа на улице, но и все те виды театральных зрелищ, которые играются не в классической сцене-коробке: это и шапито, и театры-кафе, и театры в витринах, и театры на воде, и представления в парках, использующие воду, огонь и т.д.

День в Ориаке (это всего в двух часах от Парижа) отдавался в большей мере уличным театрам, а вечер - садам, паркам, шапито. Чем больше стихия уличного театра захватывала город, тем очевидней становилось, что этот тип театра превращается в свою противоположность - он все более встраивался в часть западной индустрии - туризма, рекламы, организации досуга. Причем все чаще и чаще театральный товар казался закупленным в Тати - магазине дешевых товаров.

По сути большинство театральных спектаклей официальной части игралось вечером: это и "Служанки" Жене, и "Алиса в андерграунде" как бы по мотивам Льюиса Кэрролла, и "Кармен" Мериме-Бизе, и "Сады" в ночном парке с использованием огня и воды. Только последний игрался в открытом пространстве - все остальные либо на цирковой арене, либо в шапито, либо в строении, напоминающем загон для быков. Так что тяга к оседлости есть и в уличном театре. Не все же каравану идти - надо делать привалы.

Караван этот особый, в нем немало театров, которые ненавидят буржуазность, которым ближе левое, чем правое дело, многим из них капитализм отвратителен. Эти театры открыты иным культурам - африканской, латиноамериканской, арабской. На фестивале я встретила двух русских актеров, которые играли в спектакле "Кармен". На мой вопрос, хотели ли бы они вернуться на родину, последовало краткое "нет". Этим театрам не безразлично, что происходит в мире, они "всемирно отзывчивы", политически ориентированны и ответственны. Многие из них живут с социальным чувством, что от них лично зависит многое. Это немодное в современной России состояние дает заряд удивительной энергии французским театрам, а еще - чувство собственного достоинства. Ариана Мнушкина, например, в знак протеста против войны, которая шла в Боснии несколько лет назад, объявила голодовку. Ее протест был протестом пацифистки и длился, как рассказывали мои парижские друзья, почти сорок дней. Режиссер театра "Компани дю Азар" Николя Пескин - он живет и работает в Блуа - весь вечер расспрашивал о политической ситуации в России. Он знал по фамилиям (!) почти всех наших экс-премьер-министров и пытался понять, что же происходит в стране. Николя был по-настоящему обеспокоен тем, что нынешний премьер до своего возвышения служил в контрразведке.

Уличный спектакль "Женитьба Фигаро" театра "Кампани дю Азар" - типичный синтез французской и африканской культур, который Николя показывал у нас в России. Ему, например, важно знать, как то или иное политическое движение в его стране будет относиться к странам третьего мира, особенно к африканцам. Французский интеллектуал, который принадлежит к состоятельной части общества, обеспокоен не тем, как упрочить свою собственность, свои привилегии, а тем, как обеспечить политические условия для интернационального сосуществования.

В афишу ориакского фестиваля его организаторы включили спектакль "Алиса в андерграунде", поставленный чилийским режиссером, политическим эмигрантом Маурицио Селедоном, который не только невозможно было бы поставить у нас, но, боюсь, наша часть общества, сильно зависящая от западных грантов, осудила бы за сам факт приглашения такого коллектива к нам на гастроли. Все это говорит лишь о том, что состояние гражданской войны в России еще не закончилось, возможно, поэтому наша гражданская война - источник размышлений для других. Нельзя не согласиться с критиком Верой Максимовой ("Век", # 36 (351),1999), которая с тревогой фиксирует аполитичность, отсутствие гражданских идей в российском современном театре как раз в то время, когда, казалось бы, дано сказать многое, к примеру, о той же революции, Гражданской войне.

Тех, кто настроился на инсценировку "Алисы в Стране чудес", ждало глубокое разочарование. В шапито вместо арены вырыта яма. Чилийский режиссер ставит спектакль не о России, но он впускает в себя наш исторический опыт; Маркс, Ленин, Сталин, Альенде - то реальные фигуры, которые появляются в спектакле, как фантомы его детской, юношеской памяти, миражи, изгаженные историей. Сказочные герои революции - толстый богатырь Маркс, отчаянно сражающийся с контрреволюцией Ленин, жестокий Сталин, управляющий каторжными работами, добрый старик Альенде, безжалостно расстрелянный в той же яме, - все они обретают реальность хотя бы потому, что они - в памяти режиссера на правах с Алисой, на правах персонажей его книжной полки, но еще и на правах совсем не библиотечных - кровавого опыта чилийской революции.

Политическая сказка оборачивается ямой жизни, в которой монстры побеждают уродов. Аккомпанемент живого оркестра с исполнением "Марсельезы", наших песен времен Гражданской войны, в том числе и "По долинам и по взгорьям", слышится как радио, включенное на полную мощь. Оркестр сознательно звучит так, чтобы оглушить. Контрапункт агрессивно звучащей музыки с почти безмолвным ходом представления создает мощный эффект особой исповеди чилийца - крика в безмолвии, крика, который вряд ли услышат и поймут. Театр, вероятно, потому и называется "Театр молчания"...

Вот Алиса и несколько ее подобий карабкаются к куполу на веревках, но вдруг срываются и летят в пропасть. В последнюю долю секунды они успевают зацепить петлю ногой и так и остаются болтаться на веревках вниз головой. Зазеркалье Алис далеко от безмятежности - это королевство кривых зеркал, в котором нет детства, но есть отчаяние от агрессии внешнего мира. Здесь - мир теней, и тени детства уравнены в правах с тенями истории. Маркс, Ленин, Альенде - возможно, трагические клоуны в белых масках, выходящие на арену цирка, но они еще - маски смерти, призраки, еще раз воспроизводящие уже свершенное ими и с ними. Здесь Ленин лежит в яме, раздавленный тяжестью им содеянного, надорвавшийся от схватки с историей. Его "оппонент" - белый генерал - ничем не лучше или хуже. Он внезапно появляется, преследует Ленина, выкрикивая какие-то бессвязные слова, угрожающе размахивая палкой, и столь же внезапно исчезает в вихре снежной вьюги...

Совсем другой полюс возможностей уличного театра в Ориаке показала группа "Карабос" в спектакле "Сады". Такой театр может возникнуть только в странах "большой семерки". Ночной парк превратился в декорацию из огня и воды, был преображен в ожившую картину мироздания. Казалось, неземные существа притронулись к этой части зеленого массива города Ориака, чтобы приоткрыть тайны небесные.

Огненная фреска, бесстрастная надмирная феерия разыгрывается перед изумленной толпой, которая не раз в едином порыве выдыхает восхищенно "ааах", и гул зрительского восторга, словно невидимое облако, летит к поднебесью.

Два поля отчетливо отделены в этом зрелище одно от другого: сад, данный в дар, и сад, который надо возделывать. Мне пришлось стоять в той части, где сад возделывали, и я не пожалела. Вращается огромное огненное колесо, на вершине которого бежит девушка. Из-под ее грубых ботинок во все стороны по воздуху разлетаются искры. Конструкции, разбросанные по полю, возгораются, колеса разлетаются на железки, и актеры подбирают их, чтобы преобразить в огненные плуги, которыми они прорезают землю, оставляя за собой пламенные нити. Они тянутся по земле, чтобы встретиться в одной точке и вспыхнуть внезапным жарким пламенем.

Здесь восхищают не только технологии, но и совершенство эстетического вкуса. Такая визуальная изобразительность черпает силу в авангардной живописи двадцатого века. Не Лувр, не музей Орси, а центр Помпиду с Хуаном Миро, Василием Кандинским, Пабло Пикассо ближе создателям спектакля, для которых этот язык - естественная классика авангарда, не мешающего древней библейской истории.