Что остается людям

	Сарынцов (Борис Щербаков) и его жена (Наталья Егорова). Фото Игоря Александрова

СЕГОДНЯ вечером во МХАТе имени А.П. Чехова, если ничего не изменится в самый последний момент, состоится премьера - уже вторая в этом сезоне. Точно беря реванш за несколько лет, когда в пред- и послеюбилейном угаре театр или вовсе обходился без премьер, или же премьера и несколько послепремьерных представлений фактически исчерпывали жизнь спектакля, в новом, 102-м сезоне МХАТ имени Чехова решил поразить сразу всех - поклонников и недругов. О спектакле Романа Козака "Самое главное", премьера которого назначена на сегодня, читайте в одном из ближайших номеров. Ниже - рассказ о премьере по пьесе Льва Николаевича Толстого "И свет во тьме светит", которая впервые прошла на минувшей неделе.

В выборе режиссера Вячеслава Долгачева не усомнился, вероятно, только ленивый или совершенно далекий от театра человек. Все остальные встретили известие о постановке пьесы Толстого, скорее всего, самым естественным в таком случае вопросом: а зачем, собственно говоря? Говорят, одна известная актриса, услышав, что Долгачев собирается читать "на труппе" именно эту пьесу, воскликнула своим знаменитым на весь Союз голосом: "Знаем мы эту пьесу, скукотища страшная!". Сходные впечатления скорее всего остались и у других, кто когда-либо имел возможность познакомиться среди других и с этой пьесой.

В театре - то есть в том каждодневном производственно-художественном процессе, в который неминуемо превращается всякая самая возвышенная театральная идея, - безумные идеи оплачивать некому. Государственная система, конечно, знает немало исключений на сей счет, но со временем таких исключений будет все меньше. Но Долгачев, надо отдать ему должное, оказался не таким уж безумцем. Скучным его спектакль не назовешь. Но победил он не пьесу, с которой борьбы - видимой, с порубленными рожками-ножками - не вел. Более того: он подошел к Толстому с почтением и ставил пьесу всерьез. И тогда приходится признать, что Долгачев одержал самую дорогую победу - он одолел наше предубеждение.

Казалось бы: длинная пьеса (спектакль идет "только" три часа), с длинными монологами, которые в чтении воспринимаются не рассказами Николая Ивановича Сарынцова (во МХАТе имени Чехова его играет Борис Щербаков), не мнением его жены Марьи Ивановны ("по сцене" Наталья Егорова) или молодого священника Василия Никаноровича (Константин Чепурин), но разложенными на разные голоса размышлениями самого Льва Толстого, его нравственными исканиями и философскими "причудами". Перенесенные на сцену, эти "внутренние монологи" естественно, то есть без лишней натуги, разошлись по ролям.

Художник Эдуард Кочергин, который, кажется, не работал во МХАТе со времен "Господ Головлевых" (то был еще "нераздельный", единый и, как теперь выясняется, еще великий МХАТ), из обыкновенных досок соорудил "перспективную" комнату, которая не кончается задней стеной, а "повисает" в пустом и черном пространстве. Сквозь доски разной длины - в потолке, который, кренясь, то выгораживает "комнату", то, наоборот, открывает черную дыру за собой; сквозь такие же непрочные стены этого жилища, будто бы расшатанного безумными идеями хозяина дома, - изо всех прорех смотрит черная тьма. Дома как такового и нет - как жить в таком проветриваемом "коридоре", в котором - с его "перспективным письмом" - все стоит накренившись, то бишь сикось-накось?! Во всяком случае, мы застаем и этот дом, и само населяющее его семейство в состоянии крена - полуразрухи.

Николай Иванович Сарынцов затевает то, что потом, с некоторой вариацией, с успехом реализует сам Лев Толстой: стыдно быть богатым, полагает он и решает все свое богатство раздать крестьянам и начать жить своим трудом. Родственники и в первую очередь жена, естественно, с ним не согласны. Жених его дочери, молодой князь Черемшанов (Евгений Бероев), наоборот, воодушевляется "заразной" идеей и готов идти за нее хоть в Сибирь, хоть в отделение душевнобольных...

Короче говоря, с некоторым изумлением ловишь себя на мысли, что все происходящее, с разговорами и спорами, оказывается не таким уж выморочным бредом и смотрится без особого труда. И Щербаков "страдает" хорошо, и Наталья Егорова, хотя в ее роли порой слишком явно выступают черты и даже интонации прежде сыгранной Наташи из "Трех сестер" (но можно найти и сходство переживаемой ее героиней коллизии). Вячеслав Невинный, сыграв в прежнем спектакле Долгачева правоверного раввина, в пьесе Толстого играет отца Герасима, православного "фундаменталиста", которого сестра Марьи Ивановны - Александра (Ольга Барнет) призывает на помощь, чтобы вернуть Сарынцова на путь истинный. И Невинный, конечно, не проваливает свой эпизод, но смешит, как говорится, в меру, "не убивая" своим комическим талантом.

Среди других следует отметить игру Нины Гуляевой в роли княгини Черемшановой, сын которой становится жертвой "философии Сарынцова", и Дины Корзун - в роли старшей из дочерей Сарынцовых, которая в этой ситуации теряет жениха. Владимиру Кашпуру, который умеет оставлять по себе память даже в самых маленьких своих ролях, достается роль столяра. Простой дворовый мужик, он "знает свое место" и потому готов часами выслушивать душеспасительные речи помешавшегося помещика, но, естественно, никакого практического смысла в этой блажи не видит, да и в ум не берет.

Поскольку конфликт, в котором, как хочется верить, и у Толстого тоже нет абсолютно виноватых и правых, все-таки должен разразиться какой-то грозой и "пролиться очистительным ливнем", в доме Сарынцова и, конечно, без его ведома объявляется бал. Конфликт обостряется из-за "самой обыкновенной" веселой танцевальной музычки (композитор - Олег Каравайчук) и танцев, которые по сюжету устраивает Марья Ивановна. Кажется, что сейчас случится нечто невообразимое, непредсказуемое, но тут уже "мирный" Толстой неожиданно резко выходит из игры и, оставляя нам все свои вопросы, обозначает финал.