КАЖДЫЙ зритель, который смог усидеть до конца, должен быть награжден орденом Ленина". "Но даже если кто-то по какой-то причине не посмотрит его [фильм], - не беда, мы его посмотрим вместе - на Страшном суде". В таком диапазоне колебались оценки: от откровенной насмешки до признания за этим фильмом силы эсхатологического пророчества. О Германе говорили так много, что этот шум успел стать событием задолго до показа его новинки на Родине. Миф рос. Пришло время реальности: впервые в Москве показали "Хрусталев, машину!". Картину пришли посмотреть Калягин, Любимов, Захаров, Дыховичный и десятки других режиссеров. Два дня в двух залах Музея кино сидели профессионалы. Уйти до конца фильма не рискнул никто.
Каков язык ужаса? Не того, который приходит и проходит - как в баснях про Дракул, а того, который объемлет всю землю, horror vacui terris. Алексей Герман дает ответ: это язык хаоса. Переизбыток предметов, мельтешение тел, сутолока световых пятен, многоголосое бульканье случайных фраз, в котором быстро тонешь. Фильм тяжело смотреть, потому что его плотность чересчур велика. Как слишком вязкий раствор, он втягивает в себя так, что выбраться уже невозможно, либо сразу выталкивает на поверхность - так что в него уже нельзя погрузиться всерьез. Признаюсь, первую часть фильма я почти всю проспал.
Все хорошо, всем плохо. А те, кто не умер, обязательно умрут в дальнейшем. Когда все так происходит в фильме Хвана "Умирать легко", можно порадоваться оптимизму зрителей, которые находят в себе силы смеяться. Чем страшней - тем смешней. Это закон. Человеческое восприятие не может переносить большие дозы чернухи. Герман снял фильм, над которым смеются так же, как над фильмом Хвана. Искусство - это баланс. Чрезмерность ужаса вызвала смех. Кажется, Герман хотел снять страшный фильм. А получился - мерзкий.
"Сало, или 100 дней Содома" - позитивное кино. Рядом с "Хрусталевым". Потому что в садической республике Пьер Паоло Пазолини есть Бог, имя ему - желание. "Сало" - фильм о крайностях удовольствия. "Хрусталев" - фильм об ужасе.
Генерал, которого зеки опускают в "воронке", - самая сильная сцена во всем фильме. Каждый зритель после этого немножко изнасилован.
Ненависть к себе - родовая черта интеллигента. Быть умником в России значит прежде всего ненавидеть: Родину и себя. Плевок в зеркало - символ такой ненависти. Сын плюет в стекло. Плюет отец. Самооплевание - главный мотив. Тема - сталинщина - растет из этой саморазрушительной страсти, а не наоборот. Здесь тема выбрана для того, чтобы оправдать такую ненависть.
Мир заплеван. Отец - подлец, мать - стерва и сын - Павлик Морозов. Вокруг них - НКВД, соседи-полудурки и законченные уркаганы. Такая вот киношаламовщина. Ни одного положительного героя. А единственный, кто и мог бы претендовать на светлый образ, - заезжий швед. Хороший иностранец, который гибнет в дикой России. Россия Германа - это мир, в котором некому сочувствовать, кроме шведа. Каждый готов предать, унизить и обгадить. И даже природа - харкота снегом в лицо да ямы с грязью. И мерзость вырождается в карикатуру.
Герман или Михалков? Вот в чем вопрос нового советского кино. "Утомленные солнцем" или "Хрусталев, машину!"? Фабула - одна: крупный командир, которого арестовывает ЧК. Реализация - прямо противоположна. Водевиль или трагедия? Что предпочесть? И тот и другой пути - в тупик. Потому что оба ворошат тему, которую трогать бессмысленно: пора наконец оставить прошлое трупам и перестать выкапывать мертвецов. И Герман, и Михалков по разным дорожкам бегут от реальности.
"Мой фильм опять на полке". Вот козырь Германа. Фильм освистали в Каннах - вот второй козырь. У нас обиженных любят. В мае 98-го "Khroustaliov, ma voiture!" показали в Каннах (см. "НГ" от 12.05.98 и 21.07.98), где фильм был номинирован. В январе 99-го он вышел в прокат во Франции. Его было обещали показать на Московском кинофестивале. Но так и не привезли. Картину было трудно увидеть. И потому к ней будут стремиться. Есть два способа привлечь внимание. Один - реклама: навязываться - вот стратегия Михалкова. Другой - создавать трудности. Деньги и энтузиазм - два равно действенных механизма. Михалков - дока по части первого. Герман привлекает любителей нелегких путей.
Изображение прекрасно, а содержание мрачно. Эстетам в прошлом году понадобились тени тиранов. "Молох" Сокурова посвящен Гитлеру. И Герман, и Сокуров снимали на "Ленфильме". Так что сталинобесие и гитлерофилия стали коронным номером этой вымирающей студии в 98-м году. И Герман, и Сокуров - блестящие режиссеры: в том, что касается картинки. И только. Так кино приходит к бессмысленному культу тьмы.
Черно-белое кино снимать сегодня модно. Доказательство - новая версия финского романа "Юха", снятого Аки Каурисмяки, культовым режиссером. Извращенный секс в моде тем более: пример - программа последнего фестиваля в Венеции (см. "НГ" от 13.09.99). Трендовой темой стала педофилия, ей отдали должное и Голливуд (Эдриэн Лайн), и европейцы (Клод Шаброль). Изнасилование генералов вряд ли станет большой тенденцией. Но то, что "Хрусталев, машину!" входит в общий мутный поток, - несомненно. И, как это и бывает с русским кино, доходит до крайностей, до самых невероятных сцен. Следующий фильм Германа - "Трудно быть богом". По Стругацким.