О любви

ПЕРВЫЙ из подборки рассказов Евгения Шкловского ("Октябрь" # 7) "Менеджер и Милка" производит странное, почти шокирующее впечатление - он опрокидывает законы жанра, не доводя интригу до конца, не разъясняя ситуацию, оставляя читателя в полнейшем неведении относительно того, что происходило на самом деле. Родители переживают: за их дочерью-подростком ухаживает взрослый мужчина. Или не ухаживает? Или они просто дружат. Но какая может быть дружба между взрослым мужчиной и девочкой? А если не дружба - то что? Рассказ так и кончается знаком вопроса - настоящим знаком вопроса, не таким, как, к примеру, у Чехова - "Мисюсь, где ты?". Хотя финал для рассказа, как известно, все равно что штопор для винной бутылки и должен нести на себе весь смысловой груз, однако здесь автор этим смело пренебрегает. И читателю никогда не узнать, что же связывало между собой персонажей. Рассказ не об этом. И даже не о том, как переживают родители, не зная, что происходит с их дочерью. Скорее о том, что вообще никому никогда не понять, что происходит между людьми, - ни сторонним наблюдателям, ни даже, может быть, им самим.

"Уроки английского" - о том, как шестиклассника зачем-то соблазнила взрослая дочь его репетитора, и он - чем дальше, тем больше - терялся: то ли это случилось на самом деле, то ли привиделось или приснилось. Снова похожий подход к действительности: что есть иллюзия, а что реальность? А если учесть, что с той то ли реальной, то ли фантастической девицей впоследствии, уже в его взрослой жизни, "никто не мог сравниться", - не утверждает ли это превосходство иллюзии над тьмой низких, путающихся под ногами истин?

В рассказе "Похитители авто" мальчики воруют в магазине машинки не столько даже из любви к самим машинкам, сколько из любви к искусству (покупать, даже если были бы деньги, не так интересно). Самый ловкий впоследствии делает блестящую карьеру угонщика, но, естественно, погибнет, попытавшись угнать какой-то особенно полюбившийся ему джип - в настоящей любви обладание невозможно. Или так: за настоящую любовь и плата должна быть настоящей, любить по-настоящему и значит - до смерти.

Петр Алешкин эту тему разрешает более традиционно. В первом рассказе "Ада" (там же) он рисует возвышенную, почти платоническую любовь к неземной барышне, оказавшейся нимфоманкой, а во втором ("Прости, брат!") описывает последствия этого тяжелого душевного разочарования. Его герой (тоже Петр Алешкин) больше не верит женщинам, считая их всех "сучками", "подходи и бери", в результате чего портит жизнь полюбившей его девушке, а заодно и родному брату. События даны ретроспективно, так что герой смотрит на них как бы из своего нынешнего опыта, переосмысляя происшедшее, - если он и склонен кого-нибудь осуждать, то скорее себя.

Мотив самоосуждения мощно звучит и в рассказе Бориса Носика "Gnadiger Herr Rolf" ("Звезда" # 7), где два персонажа, случайно встретившись в Марокко, узнают друг в друге эмигрантов из бывшего СССР и начинают вспоминать родину. Один - немец из высланных в Таджикистан, другой еврей, много раз в Таджикистане бывавший и этот край полюбивший. Немец рассказывает, как в комсомольской юности строил дорогу, по которой тотчас же вывезли выселенных горных таджиков, как разорили и уничтожили благословенный край и он по неведению оказался соучастником этого. Бывшие эмигранты договариваются встретиться еще раз, но рассказчик на свидание не приходит - и после переживает это как предательство, предательство в каком-то смысле всей прошлой жизни: и знакомого, любимого некогда места, и - шире - самого себя.

Ностальгические мотивы звучат в рассказе Дины Рубиной "Наш китайский бизнес" ("Знамя" # 7). Дело, как всегда, происходит в Израиле, и героиня сталкивается со странными стариками, выходцами из Китая (русские евреи), которые пытаются любой ценой сохранить иллюзию, что их прошлое все еще живо. Усилия их во многом смешны, издаваемая ими газетка выглядит сентиментальным мусором, а нежелание переходить к компьютерному набору только потому, что нездравый рассудком Алик должен сохранить свою работу, представляется героине верхом нелепости. И одновременно (так написан рассказ) во всем этом есть какой-то важный смысл - в любви и привязанности к своему прошлому. Эту привязанность к прошлому, несмотря на склонность к саркастическому видению мира, разделяет и героиня. И, видимо, автор. Иначе к чему было писать?

Общая обращенность взгляда назад (если исключить из списка Евгения Шкловского), попытки восстановить ушедшее и утраченное, которое кажется теперь, может быть, более значительным и ценным, чем ощущалось тогда, когда было осязаемым настоящим, объединяет эти рассказы в один общий сюжет. С другой стороны, это объединение можно провести и по другой линии (если вывести из списка на этот раз Петра Алешкина) - как общую попытку заглянуть за рамки традиционно понимаемого чувственного мира. Любовь предстает здесь в разных формах - характерно, что и у Бориса Носика, и у Дины Рубиной ностальгические мотивы переплетаются с любовной линией совершенно плотского характера, а Шкловский сознательно отстраняется от описываемого материала. Авторы пытаются подойти к предмету с совершенно разных сторон, создавая при этом довольно интересное общее силовое поле, в центре которого находится так до конца никем и не познанное, самое важное для человека чувство.