Лицо Александра Демьяненко навсегда скрылось для широкого зрителя под маской чудаковатого, но обаятельного Шурика. |
Убегает, уводя с собой живших в ней и создававших ее собственным присутствием. Исчезают шестидесятые. Романтическая дымка свежего оттепельного утра превращается в мифологический туман и все же рассеивается. Пытаясь нагнать современность, теплое прошлое тиражирует себя в рекламе и развлекательных телевизионных шоу, отмеряющих все более масштабные юбилейные даты, скороговоркой "намедни" вспоминающих ставшие историей события и имена. Начинка испаряется, оставляет после себя лишь обертку. На обертке - улыбающееся лицо Александра Демьяненко.
Актерская маска Шурика, которой щедро одарил Демьяненко Леонид Гайдай, - маска слабого, суетящегося, инфантильного, но все-таки нужного (видимо, обществу) интеллигента в его вечнозеленом студенчестве. Принято считать, что этот симпатичный образ превратился в стереотип и разрушил актеру карьеру. Кинокарьера хорошего актера и скромного человека не удалась, как-то тихо существовала на обочине накатанной "где-то на белом свете" дороги, по которой, как заведенный, топал упрямый гайдаевский ослик с не менее упрямой кавказской пленницей на спине. Поэтому теперь в некрологах пишут: "Умер Шурик". Но, увы, умер Александр Демьяненко. Шурик как раз остался.
Падкий на типическое зритель забывает исключительное. Александра Демьяненко принес в кинематограф романтический революционный "Ветер" Александра Алова и Владимира Наумова с его открытым, пафосным обращением с экрана к зрителю, к будущим поколениям. С первой же удачной роли до прозрачности стало ясно, что отличительными чертами актера с так и оставшимся навсегда детским лицом являются та светлая грусть, мягкая озабоченность, с которой в советском кино появился новый молодой герой "второсортной эпохи".
Трагически погибающий в дебютной картине, он воскресал с "Миром входящему" того же режиссерского дуэта, но сохранял выражение неожиданной и глубокой детской грусти на лице. Первая комедийная роль в "Карьере Димы Горина" была оживляюще светлой. Но уже появившийся позже клоун Шурик был напрочь лишен комического цинизма, присущего извечному трио своих противников по "Операции Ы" и "Кавказской пленнице". Он оставил в себе ту непонятную грусть затерянного в чужом мире человека, который выживал, подстраивался, погружался в мир фантастических снов ("Иван Васильевич меняет профессию"), а нередко и боролся с хаосом комически абсурдной действительности. Но при этом, как всякий идеалист, никогда не становился ее неотъемлемой и органичной частью. Ему действительно было искренне "жаль птичку". Шурик был грустный и несчастливый клоун. Персонаж с энергетикой и ужимками Арлекина и лицом Пьеро. Эта романтическая двойственность, с которой дебютировал Демьяненко, и во все последующие годы сохранялась его тихой и неразгаданной тайной, тем обаянием, которое принято называть актерским шармом.
Интонации негромкого, интеллигентного голоса навсегда слились и с образом так и не вернувшегося с планеты собственных воспоминаний об утерянном прошлом Криса Кельвина из "Соляриса" Андрея Тарковского. Донатаса Баниониса, сыгравшего астронавта-психолога, озвучивал Демьяненко. Его голосом разговаривали с экрана трагические персонажи Роберта Де Ниро и вечно бодрые евросупермены Жан-Поля Бельмондо. И уж совсем неизвестной стороной для широкого российского зрителя было театральное творчество петербургского актера Александра Демьяненко, которое и было драматическим образом его реальной, а не мифологически скромной жизни до скоропостижной, неожиданной кончины. А название молодого театра Юрия Томашевского, в котором играл в последние годы Демьяненко в паре с Зинаидой Шарко, носит очень созвучное грустящему клоуну название - "Приют комедианта". Для Александра Демьяненко он стал последним актерским приютом.
Р.S. Демьяненко умер, а по телевизору продолжают крутить дурацкий рекламный ролик с его участием... O, mores!