Алексей Куприянов
Индийский премьер Нарендра Моди выступил на саммите G20 c табличкой с надписью «Бхарат». Фото Reuters
«Индия, то есть Бхарат» – так написано в нашей конституции. Прошу всех ее прочесть, сделайте одолжение». Так глава МИД Индии Субраманьям Джайшанкар отреагировал на вопросы журналистов и выпады оппозиции, не прекращающиеся уже которые сутки. «Правительство Моди собирается изменить название страны», «БДП намерена переписать конституцию», «Власти готовятся отбросить принципы секуляризма» – такими заголовками пестрит сейчас индийская пресса. Да и иностранные СМИ не отстают: возможное переименование Индии обсуждают сейчас по всему миру. Что же случилось и действительно ли правительство Нарендры Моди планирует изменить официальное название страны?
Что в имени тебе моем
Вечером 9 сентября – первого дня саммита G20 в Нью-Дели – президент Индии Драупади Мурму давала торжественный обед для глав делегаций. Каждый из них заранее, 5 сентября, получил приглашение – стандартное, но за одним исключением: вместо привычного President of India на нем значилось President of Bharat.
После того как фотографии приглашения утекли в сеть, возникло множество версий. Кто-то заподозрил ошибку службы протокола, но эта версия сразу же отпала: в тот же день один из высокопоставленных функционеров правящей Бхаратия Джаната парти (БДП) Самбит Патра опубликовал в своем аккаунте в Twitter фото Моди на сфоруме АСЕАН в Индонезии с подписью «премьер-министр Бхарата». А в день открытия саммита G20 Моди произнес речь, сидя за столом, на котором стояла табличка с надписью «Бхарат».
Само слово «Бхарат» хорошо знакомо каждому индийцу: это наименование Индии на хинди. Даже в англоязычном варианте конституции указано два имени, как верно отметил Джайшанкар, так что формально никакого нарушения нет. Слегка нестандартная форма титула президента, не более.
Для того чтобы понять последовавший всплеск страстей, нужно учесть степень политизированности языкового вопроса в Индии и его связи с вопросом коммуналистским. Формально в Индии два государственных и 22 официальных языка, на которых ведется делопроизводство в различных штатах, плюс еще 423 языка без какого-либо статуса и более 2 тыс. диалектов. Причем граница между языком и диалектом часто условна и размыта, и активисты – носители диалектов постоянно борются за то, чтобы их признали отдельными языками, так как штаты в Индии организованы по языковому признаку и народ, обладающий своим языком, может в перспективе претендовать и на отдельный штат.
Два государственных языка – английский и хинди – закреплены в индийской конституции. При этом изначально предполагалось, что английский останется государственным на какое-то время, необходимое для окончательного оформления индийской государственности, после чего все перейдут на хинди. Но обнаружилось, что масса граждан на хинди говорить не умеет и не хочет учиться – особенно жители индийского юга, носители языков дравидской группы, кардинально отличающихся от индоевропейских, на которых разговаривают жители севера страны. Равно чуждый всем английский они были готовы терпеть, но принять хинди вместо родных телугу, тамильского, малаялам и каннада означало признать доминирование северян. Протесты достигли пика в 1965-м, доходило до самосожжений, и власти отступили: английский остался вторым государственным.
Тема хинди как государственного языка политизировалась и с другой стороны: индийские правые взяли ее на вооружение, связав с идеологией хиндутвы – «индусскости», которой должен обладать всякий настоящий индиец, и с образом «золотого века», который царил на территории Индостана до прихода сперва мусульманских завоевателей, а затем европейских колонизаторов. Важную роль правые отводили и исправлению имен: так, именно во время правления БДП Мадрас был переименован в Ченнаи, а Калькутта – в Колкату. Слово «Индия», указывали правые идеологи, есть результат многократного искажения слова «Синдху» (названия реки Инд на санскрите), равно как и Хиндустан/Хинд – название, которым Индия именовалась в мусульманских источниках. В качестве альтернативы правые еще с XIX века предлагали полузабытое «Бхарат», ассоциируя его как с домусульманской эпохой процветания, когда жители Индостана обладали многочисленными добродетелями, так и с нынешними порядками в индийской глубинке, обитатели которой якобы эти добродетели сохранили. Когда в 2015 году в Дели произошло зверское групповое изнасилование девушки, лидеры индийских правых заявили, что такое могло произойти «только в Индии, но не в Бхарат».
Парламентская интрига
До недавнего времени это все оставалось на уровне разговоров, но после прихода к власти в 2014 году БДП новое правительство – пусть и не сразу – начало претворять в жизнь свою программу, постепенно избавляясь не только от всего, что напоминало о колониализме, но и от наследия мусульманских правителей. Дискурсивный разворот к прошлому осуществлялся по всем направлениям: в 2018 году власти изменили название города Аллахабад на Праяградж, в 2022-м – рисунок военно-морского флага Индии, убрав с него доставшийся в наследство от британцев красный крест Святого Георгия. Переименование Индии в Бхарат выглядело на этом фоне вполне естественно.
Оппозиция, разумеется, не замедлила обвинить БДП и лично Моди в покушении на основы государственного строя и в намерении изменить конституцию.
«Это полный абсурд, – заявил один из лидеров оппозиции Рахул Ганди. – Обратите внимание: как только мы начинаем поднимать вопрос коррупции и тайных связей Моди с крупным бизнесом, премьер-министр немедленно выкидывает новый трюк такого рода».
Появилась даже экстравагантная версия: дескать, так как оппозиционный альянс, собранный в преддверии общенациональных выборов весны 2024 года, называется INDIA (Indian National Developmental, Inclusive Alliance), то Моди решил таким образом избежать ситуации, когда он невольно рекламирует своих соперников. Кто-то указывает и на финансовую сторону вопроса: по подсчетам СМИ, переименование страны обойдется почти в 1,7 млрд долл.
Функционеры БДП, в свою очередь, либо опровергают все слухи, либо упрекают оппозицию в том, что та раздувает из мухи слона, либо туманно рассуждают, что идея-то хорошая, почему бы и не переименовать. Ажиотаж подогревает и внезапно созванная Моди специальная сессия парламента, которая должна пройти с 18 по 22 сентября и повестка которой вопреки обыкновению заранее не объявляется.
На самом деле вероятность того, что Моди и его партия попытаются протолкнуть через эту сессию внесение изменений в Конституцию, крайне мала. Для этого им потребуется одобрение двух третей депутатов в обеих палатах. Если в нижней палате, Лок Сабхе, они теоретически могут его получить, то в верхней – Раджья Сабхе – они необходимого числа голосов точно не наберут. Это значит, что попытка изменить Конституцию обернется для правящего альянса унизительным публичным поражением – худшее, что можно вообразить в преддверии выборов.
Не исключено, конечно, что в рукаве у Моди есть козырь типа закулисных договоренностей с парой-тройкой оппозиционных партий, но верится в это с трудом. Логичнее предположить, что нынешняя индийская власть будет все активнее использовать название Бхарат, упирая на упомянутое в Конституции двойное имя, и постепенно приучать к нему общество. И такая стратегия имеет немалые шансы на успех.
Тихой сапой к прекрасному будущему
Еще до того как Индия стала независимой, в рядах индийских патриотов – и правых, и левых – распространилось представление о том, что до британских завоеваний она была великой державой. В этом была немалая доля правды: в конце XVII века империя Великих Моголов производила почти четверть мирового ВВП и обладала мощной армией, достаточной для того, чтобы разгромить любое европейское войско, дерзнувшее бросить вызов индийским владыкам. Внутренние распри подточили могущество империи, и в 1757 году британцы одержали победу при Плесси, разбив армию бенгальского наваба и начав тем самым завоевание Индии. Оба крыла борцов за независимость воспринимали это как величайшую трагедию, но правые шли дальше, считая, что проблемы начались еще с приходом мусульман в X веке.
Правая идеология, с которой БДП взяла власть в 2014-м и с которой Моди идет на выборы в 2024-м, слабо напоминает наивные представления столетней давности. Новый индийский национализм адаптирован к реалиям XXI века, в нем соседствуют идеи о необходимости возвращения к традиции, к «золотому веку» индуистской цивилизации, и понимание необходимости «технонационализма» – промышленного и технологического рывка вперед с опорой на собственные силы и на иностранные технологии и инвестиции. Бхарат Моди – это не отсталая аграрная страна, а промышленно развитая держава (в будущем – сверхдержава), имеющая свою сферу интересов и выступающая, с одной стороны, в роли мировой фабрики по производству продукции, основанной на новейших технологиях, с другой – в качестве общепризнанного арбитра и миротворца в международных спорах.
Для того чтобы эта стратегия увенчалась успехом, Моди необходимо провести масштабные реформы, в кратчайший срок создать в стране развитую инфраструктуру и осуществить программу ускоренной переподготовки нескольких сотен миллионов человек. Но для этого ему нужно как минимум удержаться у власти. Прошедший саммит «большой двадцатки» должен был продемонстрировать населению Индии, что за 10 без малого лет у власти Моди сумел исполнить мечту поколений и превратить страну в великую державу. Мировое колесо времени провернулось, в Индии снова настает «золотой век», а значит – настало время превращаться обратно в Бхарат.
