Никита Белухин
Посещая Гренландию, премьер Дании Метте Фредериксен не перестает извиняться за принудительное изъятие детей в 1950-х.
Фото Reuters
Термин «Скандинавия», который прочно закрепился за странами Северной Европы, в действительности несет имперский оттенок, в первую очередь отсылая к историческому опыту Дании и Швеции, которые в разные периоды претендовали на ведущую роль в регионе и консолидацию северных стран под своей эгидой.
При этом скандинавизм и идея единства народов Северной Европы были далеко не невинными культурными концепциями, а, напротив, брались на вооружение политическими элитами. Не случайно в Дании одним из претендентов на награду «Историческая книга года» за 2021 год была работа датского и норвежского историков «Союз или упадок. Борьба за единую Скандинавию», посвященная политическому объединению севера Европы в 1814–1870 годах. В этом труде впервые были приведены планы Швеции по свержению датской королевской семьи и приведению на престол единого государства Дании, Швеции и Норвегии короля Карла XV.
Отчасти в силу сложной и неудобной подоплеки скандинавизма на рубеже XIX–XX веков в обиход активно начинает вводиться концепция Северной Европы как инклюзивного и антиимперского пространства Norden, буквально означающего «Север». Замена Скандинавии на «северное» пространство Norden, которое сложно точно перевести на русский язык, должно было прийти на смену прежним имперским амбициям и подчеркнуть отсутствие значимого и болезненного колониального прошлого по сравнению с Францией или Соединенным Королевством. Это пространство характеризовалось как неевропейское, некатолическое, антипапистское, антиимпериалистское, неколониальное, неэксплуататорское, а государства, его составляющие, как мирные, небольшие страны с развитой социальной системой, преодолевшие или избежавшие типичных для остальной Европы проблем.
В рамках Norden и связанной с ним системы равноправного регионального сотрудничества и интеграции помимо постимперских Дании и Швеции должно было найтись место как для Финляндии и Норвегии, ранее находившихся под контролем России и Швеции, так и для Аландских, Фарерских островов и Гренландии, со временем обретших статус автономий. Наиболее яркое выражение концепция Norden нашла в создании Северного совета (на датском языке Nordisk Råd) и Совета министров северных стран (Nordisk Ministerråd), которые возникли после Второй мировой войны.
К настоящему моменту система северного сотрудничества и региональный бренд Norden превратились в визитную карточку Северной Европы. Причем это пространство стало настолько привлекательным, что себя хотят ассоциировать с ним не только балтийская Эстония, но и Ирландия с Шотландией как страны кельтской периферии, после брекзита начавшие вспоминать об исторических связях и общих ценностях с Северной Европой. Характерными в этом отношении были регулярно повторяемые слова экс-главы правительства Шотландии Николы Стерджен о том, что ее страна «ближе к Арктике, чем к Лондону», и является «самым северным неарктическим государством».
Но далеко не все колониальные и имперские аспекты истории региона, которые этот бренд был призван затушевать, остаются пережитком прошлого. К примеру, в Швеции, Норвегии и Финляндии сейчас действуют исторические и примирительные комиссии, занимающиеся изучением судьбы финноязычных меньшинств и саамов, подвергавшихся культурной ассимиляции.
Пожалуй, наиболее ярким колониальным пятном, выбивающимся из общей картины гармоничного североевропейского пространства, остается Гренландия. Эта автономная территория Дании все более активно использует колониальное прошлое в качестве инструмента давления на бывшую метрополию. Символично, что наряду с упомянутым исследованием скандинавизма другой исторической работой, выдвинутой на ежегодную премию, стала книга «Дети империи», повествующая о том, как Дания проводила деколонизацию Гренландии после Второй мировой войны, в 1953-м сделав ее одним из датских амтов. И именно эта книга была признана лучшим историческим трудом, что способствовало росту интереса к колониальному прошлому Дании. Причем если в Дании на протяжении XX века преобладали идеи о патронаже и особой ответственности за развитие Гренландии, что красочно демонстрировалось в образе мальчика-инуита, сидящего на коленях у социал-демократического премьер-министра Торвальда Стаунинга на картине художника-соцреалиста Уилфреда Глуда, то сейчас датские политики допускают критические высказывания о своей автономной территории, называя ее местом социальных и экономических бедствий. Что совсем не соответствует стандартам северной социально-экономической модели и счастливых североевропейских обществ. К примеру, председатель Консервативной народной партии Сёрен Пепе Поульсен на встрече в посольстве США неосторожно сравнил островную автономию с «ледяной Африкой». Политику пришлось принести публичные извинения за подобную формулировку, хотя сам он счел сравнение Гренландии с некой абстрактной развивающейся страной глобального Юга оправданным.
На этом фоне концепция Содружества Дании, Гренландии и Фарерских островов как формы взаимодействия с автономными территориями встречает все большую критику как в Гренландии, так и в Дании, так как она не обеспечивает равноправия и должной степени влияния в арктических и оборонных вопросах для элиты автономий. Более того, Гренландия продолжает настаивать, что именно она должна определять арктическую стратегию Содружества, а не Копенгаген, который, по ее мнению, культурно и географически тяготеет к Балтийскому региону.
Гренландия, которая в 1979 и 2009 годах успешно расширяла степень самоуправления, также не оставляет стремления стать первым независимым инуитским государством, что выделяет ее инуитов на фоне других участников Циркумполярного совета инуитов и коренных народов Арктики. Несмотря на отсутствие в настоящий момент экономической основы для независимого существования, гренландские власти активно поднимают вопросы колониального прошлого и датской вины, добиваясь большего политического и культурного равенства с Данией. При этом обладание Гренландией остается основой статуса Дании как арктической державы. Этот статус, однако, приносит Копенгагену скорее политические преимущества, чем конкретные экономические выгоды.
Гренландия как дотационная территория и в целом Арктика становятся для Дании одновременно «тришкиным кафтаном» в силу необходимости балансировать балтийский и арктический вектора оборонной политики в условиях ограниченных финансовых и технических ресурсов. И «чемоданом без ручки», так как управление автономными территориями – Гренландией и Фарерскими островами – требует совершенствования и трансформации механизмов координации во внешней политике и экономических связях.
Одним из способов преодоления бывшего колониального статуса Гренландии стала попытка ее модернизации и «нордизации» – построение там системы социального обеспечения и здравоохранения, аналогичной североевропейской модели социального государства. Однако этот процесс удался далеко не полностью. Яркой иллюстрацией противоречивого включения Гренландии в пространство Norden стал разразившийся в 2022-м скандал с принудительной контрацепцией части женского населения в возрасте вплоть до 13 лет, проводившейся в 1966–1975 годах с целью регулирования демографической ситуации на острове. Этот казус наряду с официальными извинениями премьер-министра Метте Фредериксен перед участниками так называемого гренландского эксперимента, в ходе которого детей из инуитских семей в 1951 году забирали для получения образования в Дании, чтобы сделать из них будущую управленческую элиту, лояльную Копенгагену, демонстрирует, что процессы деколонизации в отношениях Дании и Гренландии все еще не завершены.
Колониальное прошлое Гренландии и Дании, которое редко удостаивается внимания историков, оказывается любопытным, так как находится на пересечении сразу трех тем: относительно нового регионального пространства северного сотрудничества Norden, стремления Гренландии сохранить статус арктической державы и феномена арктического колониализма. Кроме того, всплывающие в общественных дискуссиях о датском колониальном прошлом темы принудительной женской контрацепции и изъятие детей из семейного круга позволяют показать более интимную сторону имперских практик, которая заключается не только в контроле над территорией и ресурсами, но и буквально над телами и образом жизни коренных народов.
В июне 2022 года между Данией и Гренландией было заключено историческое соглашение о создании комиссии по исследованию спорных и болезненных вопросов общего прошлого, но работа над формированием экспертного состава комиссии и определением круга исследовательских задач продолжается.
