Сердар Айтаков
Лидеры КНР и Туркменистана смогли договориться по ряду ключевых вопросов. Фото с сайта www.mfa.gov.tm
Состоявшийся 5–6 января визит президента Туркменистана Сердара Бердымухамедова был анонсирован всего за три дня до его начала китайской стороной и всего за два дня до визита – туркменской. Такую завесу таинственности одни местные наблюдатели списывают на традиционно параноидальное (осторожное) поведение туркменского МИДа, боящегося любых утечек, другие отмечают то, что накопившиеся противоречия в отношениях между Туркменистаном и Китаем требуют более тщательной проработки деталей визита и действительно, учитывая большое количество внешних факторов и интересантов, сохранять большинство деталей подготовки и самих переговоров в тайне.
Визит имел статус государственного и был первым визитом Сердара Бердымухамедова в Китай в качестве президента Туркменистана. В рамках визита состоялись переговоры с председателем КНР Си Цзиньпином и премьером Госсовета КНР Ли Кэцяном и был подписан солидный пакет документов, в том числе и по ключевому вопросу сотрудничества между странами – топливно-энергетическому. И именно в энергетической сфере взаимоотношений накопились те самые противоречия, которые уже некоторое время тормозят их развитие, и попытка их «расшить» прозвучала даже в совместном заявлении по итогам визита: «Придерживаясь принципов взаимопонимания, искренности, открытости и взаимной выгоды, Стороны в дальнейшем будут полностью выполнять действующие договоры, продвигать процесс переговоров по газовому сотрудничеству, ускорять реализацию второго этапа промышленной разработки газового месторождения «Галкыныш», строительства линии D газопровода Туркменистан–Китай и других крупных совместных проектов, активизировать сотрудничество в сфере газовой промышленности».
Туркменистан в настоящий момент является крупнейшим поставщиком трубопроводного природного газа в КНР. Так, по сообщению компании PipeChina West Pipeline Company, в 2022 году по газопроводу Китай–Центральная Азия в Китай было поставлено 43,2 млрд куб. м газа. Однако, по сообщению той же компании, в настоящее время по газопроводу поставляется около 100 млн куб. м голубого топлива ежедневно при пропускной способности газопровода свыше 163 млн куб. м. Простыми словами, даже существующие мощности газопровода Центральная Азия–Китай используются примерно на 75%. При этом добываемый в Туркменистане газ имеет «смешанное» происхождение – часть добывает китайская компания CNPC в рамках соглашения по разделу продукции, а часть поставляется туркменским концерном «Туркменгаз». Но весь газ добывается на группе месторождений на востоке страны. Не углубляясь в тонкости взаимоотношений хозяйствующих субъектов, необходимо отметить, что технологических препятствий для наращивания экспорта газа в Китай по имеющейся инфраструктуре не существует. Дело исключительно в политической и экономической подоплеке.
После погашения «китайского кредита», взятого на освоение газовых месторождений и создания транспортирующей инфраструктуры в 2021 году, Туркменистан начал поднимать вопрос о переходе на принципы формирования «справедливой» цены на поставляемый в Китай газ. Что подразумевали под этим туркменские власти, остается неизвестным, но то, что такие претензии прозвучали публично, говорит о том, что компромисс о цене найден не был и туркменские власти пошли на беспрецедентный для себя шаг и озвучили их публично, пусть и в мягкой форме. Более того, стало известно, что китайские власти начали мягко настаивать на переходе части расчетов за газ на юани, что было воспринято туркменской стороной в штыки – туркменский импорт из Китая крайне невелик, а за все сервисные услуги нефтегазовых китайских компаний Туркменистан предпочитает расплачиваться бартером в виде дополнительных поставок газа.
Но и вопрос цены на газ является лишь составляющей в общем вопросе принципиального развития сотрудничества в газовой сфере. Китай требует от туркменской стороны ясности в вопросе о статусе одного из крупнейших месторождений в мире «Галкыныш» как ресурсной базы для поставок газа именно в Китай, и не зря именно это месторождение фигурирует в тексте совместного заявления по итогам визита. Туркменская сторона предпочитает сохранять двусмысленность в этом вопросе и до настоящего времени позиционировала «Галкыныш» в качестве ресурсной базы трубопровода ТАПИ (Туркменистан–Афганистан–Пакистан–Индия). Еще больше интриги добавила сверхидея президента Турции Реджепа Эрдогана о создании газового хаба на своей территории и многочисленные его заявления о том, что вот-вот Туркменистан присоединится к ее реализации и в самом ближайшем будущем туркменский газ начнет поставляться в Европу через турецкий газовый хаб. Туркменские наблюдатели говорят о том, что эта энергичная турецкая инициатива заставила китайские власти всерьез озаботиться вопросом статуса месторождения «Галкыныш» и резко приблизить сроки визита президента Туркменистана, стимулируя туркменские власти к определенности. Именно поэтому в тексте совместного заявления были увязаны вопросы освоения (и китайских инвестиций) этого месторождения и строительство дополнительной линии D трубопровода Туркменистан–Китай.
К слову, по изначальному плану, линия D трубопровода планировалась китайскими властями не через территории Узбекистана, Казахстана и Киргизии, как первые три линии, а по более труднопроходимому маршруту через Узбекистан и Таджикистан, что позволило бы включить в транзитный коридор и Таджикистан, что, в свою очередь, является частью стратегии китайских властей – «всем сестрам по серьгам», вовлекая все страны региона в свои инфраструктурные проекты, позволяя каждой из стран чувствовать свою сопричастность и зарабатывать на транзите в Китай. Однако и эта идея вызвала сдержанную реакцию туркменских властей, которая является ответом на откровенный саботаж властей Таджикистана строительства железнодорожной ветки Туркменистан–Афганистан–Таджикистан, тогда как Туркменистан добросовестно исполнил свои обязательства, довел железнодорожное полотно до станции Акина в Афганистане и был готов продолжить строительство, но Таджикистан потерял интерес к проекту.
Китай же, напротив, интерес к Афганистану только наращивает, и Туркменистану в этом процессе отведена важная роль. В день начала визита президента Туркменистана в Китай, 5 января, было подписано инвестиционное соглашение между Китаем и действующими властями Афганистана, по которому китайские компании получили право разработки нефтяных месторождений в трех провинциях Афганистана, непосредственно примыкающих к территории Туркменистана, сроком на 25 лет при стартовых инвестициях в 150 млн долл. в первый год и до 540 млн долл. через три года. Построенная Туркменистаном железнодорожная ветка в Афганистан пришлась как нельзя кстати для этого китайского проекта по добыче нефти. С большой долей вероятности, не только для него.
Нашел в совместном заявлении место и географический факт – Туркменистан является воротами в единственный сухопутный коридор Иран–Китай, не контролируемый внешними силами, не считая Афганистана. «Китайская сторона выражает готовность оказать Туркменистану содействие в ускорении строительства транспортной инфраструктуры и создании современной транспортно-логистической системы» – эта фраза тоже из текста совместного заявления и говорит о том, что китайский интерес к Туркменистану уже выходит за пределы рассмотрения Туркменистана только как ресурсной базы, но уже в качестве важного транзитного звена, в первую очередь в Иран. Кстати, и Россия в последнее время резко усилила свое присутствие в транспортной сфере Туркменистана и тоже по маршруту в Иран.
Пока туркменские власти воздерживаются от конвертации экономического сотрудничества во встраивание в некие политические конструкты, придерживаясь провозглашенного принципа нейтралитета и балансируя благодаря ему, может быть, кроме условного и необязывающего членства в качестве наблюдателя в Организации тюркских государств и в СНГ. И нет никаких признаков, что традиционные партнеры Туркменистана будут настаивать на обратном. Однако пример и опыт взаимодействия с Китаем придает этой позиции Туркменистана новое прочтение. А впереди у президента Туркменистана заявленный много ранее визит в Турцию, где для него будут звучать примерно те же вопросы, что и в Китае.
